Ошибка Купидона - [25]

Как говорят англичане, у каждого имеется свой скелет в шкафу. Я тоже абсолютно благополучных людей не встречала. Но такой беды не пожелаешь и врагу.

Закурив сигарету, я присела на бревно, чтобы собраться с мыслями. Автобус в Тарасов, насколько мне было известно, отходил только через час, а на стоянке мне делать нечего. Найти машину до Тарасова я здесь не надеялась, поэтому собиралась прийти к автобусу буквально за минуту до отправления.

В тени было не очень жарко, тем более что в деревне тридцать градусов переносятся значительно легче, чем в городе. Свежий ветерок и отсутствие выхлопных газов позволяют забыть здесь об этой проблеме.

«Итак, что мы имеем на сегодняшний день?» — мысленно задала я себе традиционный вопрос. И приготовилась подвести итоги двух первых дней работы. Но, видимо, сделать это мне было не суждено, потому что на крыльце появилась седенькая старушка в застиранном халате и недолго думая, чисто по деревенской традиции поздоровавшись, присела рядом со мной.

— Издалека будешь? — ласково спросила она.

— Из Тарасова.

— А чего к нам?

— За компанию. Через час уеду.

— Ну, правильно, чего тебе тут…

Несколько минут мы не говорили ни слова. Потом уже я нарушила тишину:

— А вы здесь давно работаете?

— Третий десяток, однако, пошел, — посчитав в уме, сама удивилась старушка.

— Трудно с больными-то?

— Привыкла, да и желающих у нас работать что-то не видно.

— И много у вас таких, как Саша Хрусталев?

— Ну, этот еще не самый тяжелый, — неожиданно улыбнулась она. — У нас некоторые вообще не встают.

— А сколько ему лет?

— Сашке-то? Дай подумать… Восьмой годок, надо полагать. В девяносто четвертом он к нам попал.

— А выглядит годика на четыре.

— Да он, милая, может, и до старости таким останется.

— Он что-нибудь понимает?

— А как же. Все понимает. Наши знаешь какие умные… Только говорить не могут. А так — все понимают.

Хотелось задать ей еще несколько вопросов, но тут буквально на полуслове старушка задремала, как могут засыпать только старые и очень усталые люди. Я не стала ее будить и отправилась к речке, куда, судя по всему, торопились некрасивые, но здоровые деревенские мальчишки с удочками.

* * *

Судьбе было угодно распорядиться таким образом, что в автобусе мы с Хрусталевым оказались на одном сиденье. Просто других свободных мест не было. Но я абсолютно ничем не рисковала, потому что к этому времени он уже был настолько пьян, что плохо понимал, где находится. Где он успел так набраться, я не знала, но вполне понимала его желание забыться.

Грабить пьяных — последнее дело. Но если этот пьяный — твой противник, то ты не должен быть особенно щепетилен в выборе средств. А по нынешнему раскладу Светлана и Хрусталев были моими противниками. В той самой игре, за которую мне платили деньги. И не воспользоваться таким удобным случаем я просто не имела права. Не дожидаться же, когда он протрезвеет, и только после этого обокрасть, но уже с определенным риском и немалыми трудностями. В конце концов, воровать — вообще нехорошо.

В результате, когда я вышла из автобуса, у меня в сумке лежало уже две видеокассеты. Убедившись, что Хрусталев «на автопилоте» вошел в свой трамвай, я оставила его в покое и вернулась домой.

Первым делом я смыла с себя все дорожные запахи, включая хрусталевский. После чего сварила огромную чашку тройного кофе по-турецки, при одном виде которой нормальный турок тут же завопил бы благим матом и принялся отговаривать меня от самоубийства. Но что для турка смерть, для меня — удовольствие. И, ополовинив кофе, я, благоухающая и бодрая, залезла в любимое кресло с ногами, приготовившись посмотреть ворованную кассету.

Перемотав пленку на начало, я нажала кнопку воспроизведения. И подумала, что украла не ту кассету. Во всяком случае, никаких танцев я поначалу не увидела. На экране была пустая комната, и пару минут ничего не менялось. Это напомнило мне просмотр кассет, снятых скрытой камерой, когда приходится проматывать сотни метров неподвижных кадров, и я насторожилась.

Потом кадр дернулся, что свидетельствовало о том, что камеру выключили, и уже следующий кадр объяснил мне если не все, то очень многое. На кассете были засняты именно те сцены, за которыми я отправилась сегодня в квартиру Зелениных. Снова звучала громкая музыка, и Светлана была явно «под балдой». Она беспрерывно хохотала и была взвинчена и вульгарна. Насколько я успела ее узнать, в трезвом виде это было ей несвойственно.

Хрусталев явно играл «на публику», то есть вел себя совершенно неестественно и старался выглядеть не хуже героев порнофильмов. Кроме того, он все время оглядывался на камеру, проверяя, попадают ли они в кадр. Но меня удивило даже не это, а то, что он делал все, чтобы в кадр попало лицо Светланы. Ему было важно не ее тело и не собственно эротическая сцена, а то, что в постели с ним именно она.

В какой-то момент Светлана предложила продолжить игры на полу, и Хрусталев был этим явно обескуражен. Настойчиво, почти грубо он потребовал, чтобы она вернулась назад. Светлана пьяно капризничала и требовала объяснений:

— Ну почему? Я не хочу больше на кровати, иди сюда…