Ошибка дамы с собачкой - [50]

Я вдруг сказала: «А может, он никуда еще и не поедет. Мало ли, проверку не пройдет. Ты же знаешь, строго все это очень. Поездка в Америку. И он все-таки не просто студент, а гордость университета, светлая голова, будущее физико-математической науки. Его уже приглашали в академические институты. И были какие-то сложности… Ну, одним словом, могут еще и отказать. Вроде как основания есть… Я сама не знаю. Случайно услышала. Ой, не приставай, видишь, я не успеваю лекцию переписать!» Однокурсница отошла. А я сидела и готова была вырвать себе язык. Зачем я наплела все это сейчас? Я знала зачем. И я знала кому – однокурсница слыла большой болтушкой. Я все знала, что делала, только не подозревала, что способна на такое. Через три недели, когда мы возвращались из университета, мой друг сказал: «У меня такое чувство, что я никуда не еду». Я опешила. В этот момент мне очень хотелось, чтобы его поездке ничего не мешало, но поскольку сама же запустила эту машину… В общем, он грустно сообщил: «Мои документы до сих пор лежат неподписанными. А время идет. Учебные визы – они строго по датам. Я уже узнавал». Я взяла его под руку и проговорила ворчливым тоном: «Не беспокойся, подпишут! Вот поедешь и забудешь меня». Он даже не улыбнулся, он промолчал всю дорогу, а у моего дома не задержался ни на минуту… Он никуда не уехал. И никто ему не сказал почему, никто не объяснил, в чем дело. Время шло, бумаги лежали в инстанциях. В деканате и на кафедре делали вид, что ничего не происходит. Он пытался поговорить с руководителем курса, но услышал в ответ: «Очень жаль, но я не в курсе. Наверное, что-то не сложилось. Дело не в вас, не в вашей теме, дело в каких-то общих обстоятельствах…» Он пришел ко мне домой вечером. И я почувствовала запах водки. Он много говорил, что на Америку ему начхать! Что ему поучиться там хотелось. Показать, что умеет! Показать им, что мы тут умеем! Говорил он сбивчиво, перескакивая с предмета на предмет. То начинал сердиться и ругать преподавателей, то грозил кому-то. Он был пьян, зол и обижен. Таким я его видела впервые. Слушать было тяжело. Я напоила его чаем, помогла раздеться и уложила на диване в гостиной. Родители приехали совсем за полночь и удивились, видя такого гостя. «Ему отказали в поездке, но ничего не объяснили, – сказала я, – он переживает».

Мама понимающе кивнула, достала аспирин, налила в стакан воды, поставила на стол. Вышла, оставив меня караулить пьяного любимого.

И жизнь опять потекла дальше. Очень скоро приобрела все тот же вид – мы вместе, везде и всегда. Он учится и работает, на кафедре его любят и уважают. Никто не вспоминает историю с несостоявшейся поездкой. Никто – ни на кафедре, ни сокурсники, ни друзья. Кроме меня. Я эту историю забыть не могла. И меня мучил один-единственный вопрос. Да мучает и сейчас. Этот отказ – случайность, совпадение? Дурацкая системная ошибка, или дело во мне? Или я виновата тем намеком, который превратился в сплетню, потом в опасение, потом в предубеждение, потом в отказ? Не я ли все рассчитала и добилась того, чтобы он остался рядом?

– А он сам? Как он потом себя вел? По отношению к вам? – спросила Агнесса.

– Почти так же, – ответила Анна. – Даже лучше. Он стал более ласковым, заботливым, старался еще больше времени проводить со мной. «Послушай, образумь его, – говорила мне моя мама, – он же совсем не занимается. По-моему, он ни о чем больше не думает – только о тебе!» Но я уверяла, что он взрослый человек и сам решит, что ему делать.

Но на самом деле я постоянно спрашивала своего друга о его состоянии, о том, почему он почти на занимается математикой. Но он лишь отмахивался и тут же начинал рассуждать о прелестях семейной жизни, о том, что важнее отношения, что друзья – вот на что имеет смысл делать ставку. Обо всем этом он говорил так, словно пытался себе, а заодно и мне доказать, что ничего не произошло и что привычный жизненный уклад – это главное, что имеет смысл беречь. Что я была права – ведь неизвестно, к чему он бы вернулся. А вдруг после Америки к нему изменилось бы в худшую сторону отношение? Рисковать карьерой? Я поддакивала. Все меньше в сутках оставалось времени, которое мы проводили порознь.

«Иногда мне жаль, что так все по-дурацки получилось, – говорил он за ужином, и я сразу понимала, о чем идет речь. – Но с другой стороны, не сидели бы мы сейчас с тобой за этим столом!»

«Отчего же? – удивлялась я, – ты бы уехал, ты бы вернулся, и все на своих местах». Я кривила душой, мне было неловко, но как поступить иначе в той ситуации.

«А черт его знает, как бы все тогда сложилось. А может быть, и не вернулся бы. Остался там. И работал бы!» – отвечал он. Я понимаю, что он пытается вызвать меня на разговор, в котором наконец можно будет выпустить пар, разозлиться, сорвать злобу и дурное настроение. Но я не поддавалась. Я отмалчивалась. Я понимала, что эта тема очень долго будет чем-то вроде собачьей какашки в густой зеленой траве. Знаешь, что есть опасность вляпаться, а потому весь во внимании. Но иногда все же мы позволяли себе поговорить об этом. Это случалось редко и, как правило, заканчивалось ссорой. «Давай забудем на время обо всем этом?» – сказал он как-то после ожесточенного спора на давно уже «отмершую» тему. «Забудь. Пожалуйста, забудь! – попросила я и добавила: – Не я первая начинаю эти разговоры…» Но развязка близилась. Это случилось в одно утро. Я открыла глаза и поняла, что нет моих сил опять повторить то, что делаю почти каждый день. Я поняла, что обычные, несложные и от того приятные дела превратились в пытку. «Я его разлюбила?» – этот вопрос я задала себе, как только ощутила, что груз повседневности стал невероятно тяжелым. И понимала, что нет, я люблю его. Но мне надо уехать. Мне надо «взять отпуск». Любовь должна отдыхать. В том старом мамином совете было много смысла. Я думала, думала, наблюдая за часами на противоположной стене, и пришла к выводу, что уеду. Пусть не сразу. Но зато надолго. А потом… Потом мы опять встретимся. Время, как всегда, все сделает – сгладит, успокоит, вылечит. Он будет навещать меня. Я буду приезжать в этот город. И мы превратимся в совсем других людей и опять у нас все будет прекрасно… Я никому ничего не сказала. Я превратилась в шпиона, разведчика, лазутчика, но никто не узнал о том, что я замыслила. Никто. Ни родители, ни он!