Ошибка дамы с собачкой - [49]

– И что же дальше? – спросила Марго.

– Дальше? Дальше жизнь пошла плавно и весело. Я была счастлива. Через два года его, лучшего студента факультета, молодую надежду науки, в рамках обмена пригласили прослушать курс в одном из американских университетов. Тогда это была редкость. И отношения между странами оставляли желать лучшего, и научными кадрами не спешили делиться, и боялись, что кто-нибудь останется за границей. Но ему вот предложили. Вернее, университет участвовал в международной гуманитарной программе, а выбор, само собой разумеется, пал на него, «надежду и гордость». И на целых полгода! В душе я очень гордилась тем, что ему оказали такую честь, но в той же душе скребли кошки. Полгода – это целая вечность для того, кто видится каждый день. Полгода – это срок, за который может произойти что угодно! Полгода – это почти жизнь! И что будет, когда он вернется?! А он был на седьмом небе от счастья и не мог понять, отчего я так переживаю. Я начала скрывать свои опасения, объяснять, что волнуюсь за его английский – ведь у него этот язык несколько слабоват, чтобы слушать и понимать лекции по высшей математике…

Ну и еще выражала озабоченность тем, как в его отсутствие решатся вопросы с поступлением в аспирантуру – вдруг его не возьмут?

Но на самом деле причина моих опасений была проста, я не хотела, чтобы он уезжал.

Но мой милый расхохотался так беззаботно, уверив меня, что все будет хорошо. Главное, только все проверки пройти… Оказывается, у него собеседования в райкомах будут, вот об этом я знала, потому что на факультете занималась общественной работой, и иногда мы давали рекомендации тем, кто куда-то выезжал.

«Эх, скорее бы! – воскликнул он. – Я так хочу посмотреть, как в Америке люди живут!» Он уже мысленно там, в этом известном университете. И хотя ему предстояло еще множество формальностей и времени до поездки было достаточно, появилось то, что нас разъединило. Я проплакала несколько ночей подряд. Сейчас в это трудно поверить, но мне казалось, что жизнь закончилась. Что никогда мы не будем вместе, что он влюбится там в красивую американскую студентку, что когда приедет, я ему буду уже неинтересна. Моя мама услышала мой плач и испугалась: «Ты беременна? Да? Не переживай, если он отказывается жениться, мы сами воспитаем ребенка! Перестань, тебе надо сейчас беречь себя». Я еле-еле ее разубедила, рассказав про поездку. Мама успокоилась. И сказала, что это замечательно – разлука на полгода. Что мы осточертели ведь уже друг другу: в институте вместе, домой вместе, в кино вместе. Что я с подругами почти не общаюсь! А надо, чтобы не терять собственное «я». И для его карьеры – это хорошо! Любовь должна уходить в отпуск! Хотя бы в кратковременный! Ну, при этих словах мамы я разрыдалась пуще прежнего. Я не хотела отпускать свою любовь в отпуск. Я не хотела отпускать любимого в Америку. А хотела только одного, чтобы все оставалось, как прежде.

– И он уехал? – подала голос Зося. – Неужели он уехал?

– Вы его отпустили? – вскинулась Марго.

– Дамы, дайте человеку дорассказать! – Валера поднял руку. Было заметно, что именно этот эпизод в рассказе Анны заинтересовал его больше всего.

– Как же иногда все в жизни сложно! – вздохнула одна из вятских жен.

Анна продолжила:

– Вообще, наша жизнь изменилась. Нет, мы продолжали встречаться, вместе занимались, гуляли. Но все уже было не так. Совсем не так. Мой друг теперь молчал. И я понимала, что в это время он думал о том, что его ждет. Он представляет, он предвкушает, мечтает. Все, о чем бы мы ни заговаривали, сводилось к одному – к его поездке. «Ты хоть будешь скучать?» – не выдержала я однажды. Он с растерянностью и недоумением посмотрел на меня. Было ясно, что все происходящее с ним превратило наши отношения в фон. Меня же еще интересовал вопрос, а не страшится ли он этого расставания?! Ведь и я могу перемениться! Мой молодой человек искренне признался, что даже об этом не думал! Надо сказать, что, конечно, как всякому двадцатилетнему парню, ему хотелось посмотреть другую страну. Но не надо забывать, что он был талантливым математиком. Он был амбициозным математиком. Он был очень молод, но уже достиг больших высот в этой науке. И он не мог не думать о том, что даст ему, как ученому, эта поездка. Я понимала, что не за впечатлениями он туда едет. Он ехал за новыми знаниями и за новыми успехами. Мне бы радоваться. Но я злилась. Он понял это, пытался успокоить меня, но я видела по блеску в его глазах, по его рассеянности, по его улыбке, что успокаивает он меня по одной причине, чтобы уехать с чистой совестью и легким сердцем. «Ты уже собрал все справки?» – спросила я его как-то. «Да, почти. Осталось совсем немного. И потом характеристики. Сначала в университете, в комитете комсомола и в парткоме», – почти извиняющимся тоном ответил он. На следующий день я сидела в аудитории и переписывала конспект. Ко мне подсела однокурсница, с которой мы особенно не дружили, но иногда встречались в бассейне, и спросила, не буду ли я скучать тут одна. В ее словах чувствовалась и зависть, и любопытство, и даже легкое злорадство. Вот тут меня как демон собственничества под локоть толкнул!