Ошибка Архагора - [33]

А Таракан действительно очутившись рядом с кормщиком, ощутил как душу его охватил восторг. От бескрайности морского простора, свежего ветра, от знакомых запахов корабля. Он как бы вернулся в родную среду. Море окружало его с младенчества, и как птенец следует за тем, кого первым увидел, вылупившись из яйца, так и он подсознательно тянулся к этому вечному простору. Свободный полёт паруса над ласковым морем наполнял душу мальчика светлой радостью, окрылял. Деревянный лебедь на носу ладьи вытянул вперёд шею и расправил свои белые крылья, словно летел над водой и тянул за собой кораблик. Мальчишке тоже хотелось вот так расправить крылья, взмыть над волнами и с высоты любоваться стремительным бегом изящной ладьи. А ещё хотелось самому управлять таким же красивым корабликом. Глаза его горели счастьем, и он с восхищением и завистью смотрел на работу мужественного кормщика.

— Хочешь попробовать? — спросил задорно мужчина. — Вижу ведь, хочешь!

— А можно!? — удивлённо распахнул глаза мальчуган.

— Если силёнок хватит, давай, — и он уступил место у штурвала. — Правь прямо.

Таракан волнуясь схватился за рукояти рулевого колеса и уставился на горизонт по носу судна. Как только лебедь рыскнул немного в сторону, юный рулевой понемногу переложил руль на противоположный борт. Вопреки его ожиданию, руль пошёл легко, не так туго как на чёрном корабле. Ладья почти сразу отозвалась на команду руля и стала возвращаться на прежний курс. Таракан опять переложил на другой борт, одерживая судно, не давая ему уйти в противоположную сторону. Совершив таким образом несколько перекладок руля, он почувствовал ладью. Она приняла его, слушалась.

— Ишь ты, где наловчился так? — весело спросил кормщик.

— Мои хозяева уже брали меня в море, — запнувшись, ответил мальчик. С его губ чуть было не слетели слова о чёрном корабле, чуть было не проговорился о пиратах. Расслабился, забылся в восторге, что никто не должен знать о его связи с пиратами.

— То-то я вижу, бывалый ты человек! — полушутя похвалил мужчина. — А скажи мне, малой, чего это твой второй хозяин не показывается; ребёночка что ли боится застудить?

— Какого ребёночка? — насторожился Таракан.

— Да что ж я, слепой, что ли, — ухмыльнулся в ответ кормщик. — Неужто я не понял, кого он нёс в руках так бережно. Ребетёнку-то, поди, уж месяцев шесть?

— Это не моё дело, — серьёзно ответил слуга. — Моё дело служить господам, а не совать нос в их дела.

— Да ты не пугайся, это я так спросил. Просто люблю побалагурить на досуге. Какое мне дело до ваших тайн. А только вот так же восемь месяцев назад одна женщина тоже везла на моей ладье тайком младенца. Так я сразу распознал, но девочка та была совсем ещё маленькой. Только-только родилась.

— А почему тайком она везла девочку? — спросил Таракан, чтобы увести разговор в сторону.

— А потому, что не её это был младенец. Она незамужняя была и детей своих ещё не рожала. Это я тоже сразу приметил. Я вообще сметливый на людей. Вот ты, малец, хороший, а господа твои… — он многозначительно замолчал.

— Они тоже хорошие, — вступился за хозяев слуга.

— Дай-то бог, и та женщина тоже оказалась очень хорошей. Уж такая ей злая доля выпала с чужим дитём по свету скитаться.

— А может она украла ту девочку? — тревожно спросил мальчишка, в уме проводя параллель с нынешними событиями.

— Нет, не воровка она, там совсем другое. Только и это не моё дело. Не знаю я.

Их разговор прервал знак Даруга, который указал новое направление движения. Кормщик взялся за штурвал сам и повернул ладью туда, где на горизонте показались мачты большого корабля.

Когда подошли к высокому чёрному борту, лодейщики поняли, что перед ними большой пиратский корабль. Хоть на мачте и не было чёрного флага с костями, но физиономии экипажа говорили красноречивее любых слов. Перебитые в драках носы, щербатые ухмыляющиеся рты, обрезанные уши и клейменые лбы. Где ещё можно увидеть такое красочное сборище ублюдков со всего света. Но делать нечего, бежать поздно, авось отпустят невредимыми.

Небогатый багаж пассажиров быстро подняли на борт. С превеликими осторожностями передали наверх ребёнка. Даруг передал кормщику увесистый кошель с медяками, и, подгоняя слугу, направился к трапу.

— Эй, малец, звать-то тебя как? — вдогонку крикнул кормщик.

— Таракан по прозвищу "Железный", весело откликнулся мальчуган. — А вас как звать, дяденька?

— Ратмир я, Борятинович, — махнул он ему вслед рукой и добавил. — Счастливо тебе, Железный Таракан! Будешь в наших краях, заходи в гости!

С двояким чувством ступил Таракан на палубу чёрного корабля. Всё самое мерзкое и обидное, что было в его короткой ещё жизни, видел он здесь, среди этих людей. Но густо просмоленные доски палубы этого корабля были первым, что увидел он, появившись на свет. Именно этот пиратский корабль со сборищем человеческих отбросов, являлся его родиной. Какая — никакая, а другой пока у него не было. Всё здесь было знакомо ему с младенчества: каждый штаг и каждый шпангоут. По грязным трюмам он ползал на четвереньках, не умея ещё ходить. По этим вантам он взбирался на реи как обезьяна по лианам на дерево. Именно среди этих кровожадных разбойников он научился железному терпению и искусству выживания.