Ощепков - [58]
Прежде всего, случилось то, чего Ощепков боялся больше всего и во что отказывался верить: повторилась сахалинская история с финансированием резидентуры и организацией связи с ней. Михаил Лукашев писал, что в тот период материальное положение Ощепкова оказалось настолько сложным, что ему не хватало средств даже на общественный транспорт[219]. «Живу на деньги, получаемые от фирмы, где служу, — сообщал 1/1043 в Центр, напоминая о завербованном агенте Чепчине, которому он, — …с сентября не платил ничего, и он, благодаря личным отношениям, никогда даже не напоминает, работу продолжает…»[220]
С другой стороны, пусть это и прозвучит парадоксально, но не стеснённые ли материальные условия неуспешного кинопромышленника могли стать поводом для ослабления слежки за ним со стороны японской полиции? В самом деле, какой нормальный контрразведчик поверит в то, что вражеского резидента забрасывают в чужую страну без денег, без связи, без всяких средств существования и с приказом выкручиваться самому — хоть на тротуаре сиди перед синтоистским храмом, подаяние проси, но секретную информацию передавай?
Что же касается самого вопроса передачи данных, то разведотдел округа просто самоустранился от решения этой задачи, возложив ее на плечи резидента и сформулировав следующим образом: «Так как связь слаба, подыщите 1–2 человек курьеров Токио — Шанхай, не вызывая подозрений. Явку укажем» или, выражаясь простым языком, Василию Сергеевичу посоветовали разбираться с этим самому. Где, как, каких «надежных людей» посреди вражеского Токио с его тотальным полицейским контролем должен был найти — «не вызывая подозрений!» — Ощепков, Заколодкина с Бабичевым не волновало. Стоит ли говорить, что сами эти молодые люди (Заколодкину и Бабичеву в 1925 году исполнилось по 29 лет, Бурлакову — 28) в Японии к тому времени ни разу не были, начальное образование получили в церковно-приходских школах, а представление о Востоке — на курсах при Военной академии в Москве?
О «слабой связи» с резидентом заново заставил вспомнить инцидент с пароходом «Декабрист», на котором Японцу был отправлен пакет с руководящими указаниями.
О прибытии посылки Центр предупредил Ощепкова… телеграммой, присланной по почте, чем поверг резидента в шок. К тому же от своего «приятеля» в полиции Василий Сергеевич узнал, что произошла очередная утечка секретной информации: японцы были уверены, что на пароходе русские переправляют в Японию оружие. «Декабрист» собирались обыскать, а за всеми сошедшими с него пассажирами и членами команды установить строгое наружное наблюдение. Как Ощепкову все же удалось получить предназначавшийся ему пакет — отдельная история, но вот что было написано в полученном им сопроводительном письме к посылке: «С подателем сего высылаем два флакона: за номерами 1 и 2. Первый — для тайнописи, второй — для проявления. Писать пером или палочкой, чтобы не поцарапать бумагу. Когда засохнет, писать поверх чернилами или карандашом. Димерил-гликсил (№ 1) очень слабо проявляется. Если у вас есть более сильный раствор, этими лучше не пишите».
Ответ Японца на инструкцию был краток: «Ваше письмо с пароходом “Декабрист” получил. Печати целы, но флаконы пусты: вытекли… Тайнописью пользоваться не будем, потому что все это уже известно японской цензуре…»[221] Взамен тайнописи, состав для которой все равно вытек, конструктивный оптимист Ощепков предложил использовать шифрование донесений. Код он предлагал примитивный (он не был криптографом и явно не был связан с этой работой до революции), но все же: первая цифра должна была обозначать страницу книги-ключа (ею был избран «Русский орфографический словарь»), вторая — порядковый номер соответствующего слова. Однако предложенная резидентом система оказалась слишком сложной для руководства разведотделом и кто-то (Бабичев или Заколодкин, но, скорее всего, последний — в силу служебного положения) «красными чернилами начертал на этой бумаге: “Долой код!”», оставив японских дешифровщиков без работы[222].
Как мы помним, еще одной составляющей, осложнявшей работу «Д. Д.» на Сахалине, оказалось требование Бурлакова перевести японские уставы на русский язык. Аркадия уже перекинули на новый участок работы — в Маньчжурию, но это ничего не изменило. Номер 1/1043 пересылал из Токио запрошенные книги по военной тематике на японском языке и со временем начал понимать, что их никто не переводит и, соответственно, не читает. Его начальники попросту не понимали, что они получали, что держат в руках. Это следует из донесения Ощепкова из Токио: «<Запрошенные вами> данные об авиации и воздухоплавании частью уже были представлены. В дальнейшем я буду все писать на русском языке, насколько позволит мне возможность, так как по моему заключению часть высылаемых мной материалов на японском языке или переводится очень медленно, или совершенно не переводится. Заключаю я это из тех заданий, которые повторяются несколько раз».
Дальше — больше. Сменивший Бабичева помощник начальника разведотдела Шестаков (вероятно, Виктор Николаевич) «творчески развил» идеи своих предшественников. Направив в Токио короткий запрос, состоящий из шести пунктов, он снабдил его грифом «Строго секретно. Уничтожить при малейшей опасности». Профессиональный разведчик Ощепков, отдающий себе отчет в том, что он
Эта книга написана на основе воспоминаний «японской жены» знаменитого разведчика Рихарда Зорге. Исии Ханако прожила с ним шесть лет и узнала «Рамзая» таким, каким его не знал никто: добрым человеком, нежным возлюбленным, глубоким интеллектуалом, бесстрашным бойцом и великим актером, годами водившим за нос японскую контрразведку. Это рассказ об удивительной жизни и самой Исии Ханако — бедной девушки из провинции, силой своей любви сохранившей для нас память о Зорге и его прах и тем самым вошедшей в историю. Авторы книги — японовед Анна Делоне и лауреат премии Министерства обороны РФ за биографию Рихарда Зорге историк Александр Куланов работали над ней несколько лет, чтобы теперь и вы смогли узнать и понять другого Зорге — Зорге как человека.
«Лицо» Японии хорошо знакомо всем: суши и сашими, гейши и самураи, сакура и Фудзи, «Тойота» и «Панасоник». Что скрывается на «Обратной стороне Японии», знают только специалисты. Политические скандалы и мир японских туалетов, причины популярности аниме и тайны мафии-якудза, японские свадьбы и надежды русских жен японских мужей, особенности японской географии и японского «боления» в футболе – стали основными темами книги журналиста и японоведа Александра Куланова.Второе издание «Обратной стороны Японии» пополнилось «Афтершоком» – запретными откровениями о японском менеджменте, необычными сравнениями русских и японцев и размышлениями о причинах аварии на атомной станции «Фукусима-1» – всем тем, о чем в Японии не принято говорить, но без чего представление об этой стране будет ложным.
За какие-нибудь четверть века Россия превратилась из страны, где воинские искусства Востока были под строжайшим запретом, в великую державу боевых единоборств, которые практикуют ныне около пяти миллионов человек, объединенные в десятки федераций, что позволяет говорить о самом массовом российском виде спорта. Но в том-то и дело, что японские будо — комплекс традиционных единоборств — никогда не были спортом! Чем они являлись в действительности на протяжении столетий? Что представляет собой личность современного Мастера и Наставника? В чем состоит преемственность канонов будо? Кому дано стать в XXI веке хранителем истинных традиций древних воинских искусств? И, наконец, кто же в Японии имеет право оценивать настоящих мастеров? Ответы на все эти вопросы мы найдем в книге А.
Первый советский военный нелегал в Токио и мастер боевых искусств Василий Ощепков позволял жене флиртовать с японскими офицерами, потому что знал, что с таким местом жительства, как у него, других шансов получить нужную информацию нет. Показания, данные на суде великим разведчиком Рихардом Зорге, журналисты назвали «путеводителем по ресторанам Токио», но карта удивительных перемещений «Рамзая» и членов его группы до сих пор хранит массу секретов. Воспитанный в Токио наставником наследного принца настоящий советский ниндзя Роман Ким написал о повседневной жизни японских разведчиков в Токио так, что невозможно поверить, что он не был одним из них и не собирался вскрыть себе живот перед императорским дворцом.Гении шпионских мест Токио: Ощепков, Зорге, Ким.
Ее звали Люся Ревзина, Ольга Голубовская, Елена Феррари. Еще имелись оперативные псевдонимы — «Люси», «Ольга», «Ирэн», были, вероятно, и другие. Мы знаем о ней далеко не всё, но и то, что установлено, заставляет задуматься. О том, например, какое отношение имела эта эффектная женщина с библейскими глазами к потоплению в 1921 году яхты генерала Врангеля «Лукулл», с легкостью приписанному на ее счет журналистами. И о ее роли в вербовке агентов для группы Рихарда Зорге в Токио. И о том, кем же она была на самом деле: террористкой, которую арестовывала ЧК еще в 1919-м, «преданным делу партии» агентом разведки или одной из последних поэтесс Серебряного века, дружившей с Горьким? Разочаровалась ли она в своем творчестве или принесла талант в жертву оперативной работе? И, возможно, главное: надо ли искать в ее судьбе подтверждения расхожей фразы «совпадений не бывает» или списать все несчастья на волю злого рока, без подозрений на заговор?..
Автор начинал писать эту книгу как исследование, посвященное судьбам репрессированных японоведов (из девяти главных героев книги семь - японисты). Но когда стали известны новые материалы об этих людях, оказалось, что все они без исключения были связаны с российскими или советскими спецслужбами. Кто-то, как Ощепков или Ким, были штатными сотрудниками разведки или контрразведки, кто-то — как Незнайко или Юркевич — были агентами, секретными сотрудниками. Поэтому, когда в ходе работы автору стала известна рукопись их современника, «японского разведчика русского происхождения» — Игоря Ковальчук-Коваля, сразу стало понятно, что рассказ о нем тоже необходимо включить в книгу: ведь это взгляд на те же самые события, тот же исторический фон, но с другой стороны, с изнанки.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.