Осетины на Ближнем Востоке: поселение, адаптация, этносоциальная эволюция - [6]

Показательной иллюстрацией к характеру взаимоотношений осетин как с курдами, так и с армянами может служить получивший отражение в отчете английского консула конфликт между жителями села Симо и племенем сипканлы, произошедший в конце 1893 г. из-за того, что осетины, вопреки воле курдов, согласились проводить за плату до российской границы армянские семьи, эмигрировавшие из близлежащего села Лапбудаг санджака Хыныс. По пути отряд курдов напал на колонну с целью грабежа армян, но их конвоиры отбили атаку, убив нескольких нападавших, и благополучно доставили своих подопечных до границы. В ответ курды большими силами атаковали Симо, и в ходе длившихся несколько дней боев там погибло более 20 человек, в основном со стороны курдов. Однако, поскольку положение оборонявшихся было критическим, ими был направлен гонец к командующему 4-й Анатолийской армией черкесу Зеки-паше с просьбой прислать войска для защиты осажденных, что и предопределило благоприятный для колонистов исход противостояния [23, 11-12]. Можно предположить, что действия осетин в данном эпизоде были во многом продиктованы их стремлением к расширению собственного «жизненного пространства» путем освоения земель покидавших регион армян, что подтверждается фактом последующей осетинизации селения Лапбудаг.

В целом, однако, судьба размещенного в Восточной Анатолии осетинского сообщества являла собой в османский период пример преимущественно самостоятельной борьбы за выживание в чрезвычайно неблагоприятной этно-политической, социально-экономической, а порой и природной обстановке. Это положение изменилось лишь после кемалистской революции, когда центральное правительство укрепило свою власть над восточными районами страны, положив конец своевластию курдских феодалов.

Что касается осетинских групп Центральной Анатолии, их адаптация к местным реалиям проходила, несомненно, со значительно меньшими осложнениями в силу достаточно благоприятных природных условий, сравнительно высокого уровня социально-экономического развития и более однородного и комплементарного в отношении кавказцев (этнически в основном турецкого) состава населения региона. После наделения предусмотренными для иммигрантов материальными средствами и урегулирования отдельных земельных споров с коренными жителями осетины довольно скоро превратились здесь в занятую главным образом сельскохозяйственным трудом общину, хотя, как и повсеместно в стране, относительно высокая их доля поступала на службу в военные, правоохранительные и административные учреждения. Ни в османских, ни в иностранных документальных источниках расселенные в регионе осетины никак не выделяются из общей массы довольно многочисленного здесь северокавказского («черкесского») элемента.

Довольно скудны и наши сведения о положении сирийских осетин. Несомненно, что в первый период после поселения они совместно с жителями близлежащих кавказских сел Голанских высот были вынуждены с оружием в руках отстаивать свои права на предоставленные им земли от посягательств не контролировавшихся властями племен бедуинов и друзов. К началу XX в., однако, благодаря стабилизации общественно-политической ситуации в районе Кунейтры и особой опеке со стороны администрации местная черкесская община превратилась в одну из наиболее благополучных в социально-экономическом отношении групп диаспоры в империи [18, 110].

Большинство сложившихся во второй половине XIX в. на османской территории локальных сообществ осетин были в этносоциальном отношении довольно обособлены и замкнуты, что объяснялось не только непростом характером их «политических» взаимоотношений с целым рядом местных народностей и географической изолированностью многих колоний, но и существенными различиями в общественно-экономическом и культурном облике поселенцев и окружающего населения, особенно заметными в регионах Восточной Анатолии и Сирии. Ввиду этого обитатели осетинских поселений, как правило, поддерживали относительно ограниченный уровень социокультурного взаимодействия с соседними группами, за исключением других северокавказских общин. Такое положение, несомненно, способствовало консервации привезенных с Кавказа форм хозяйственного уклада, общественных отношений, культуры и языка. Целым рядом авторов, побывавших в мухаджирских колониях на рубеже XIX-XX вв. и позже, констатируется высокая степень их приверженности традициям и обычаям своей исторической родины, в частности, выполнение ими церемониальной и трудовой обрядности, соблюдение норм этикета, бытование пережитков прежнего сословного деления и т.д. Особо при этом выделяется такой видимый признак сохранения переселенцами своей этнической идентичности, как массовое ношение ими в повседневной жизни кавказского костюма, включая кинжал и прочие элементы вооружения [30, 332; 8, 162-164]. Следует также иметь в виду, что в целом в османский период власти не преследовали выраженных ассимиляторских целей в отношении этнических меньшинств.

Положение ближневосточных осетин в новейшее время

Начиная с 20-х гг. XX столетия, после распада Османской империи и возникновения национального государства — Турецкой Республики, властями последней стала весьма жестко проводиться политика форсированной «переплавки» всех этнических групп страны в общетурецком «плавильном котле». Правда, реальное воздействие этой политики на жителей осетинских сельских микроанклавов несколько смягчалось относительной слабостью их экономических контактов с внешним миром, а на востоке страны — еще и немногочисленностью там собственно турецкого населения. Несомненно, что вплоть до второй половины XX в. большинство осетинских локальных общин на территории Турции были в состоянии, несмотря на неблагоприятный политический и идеологический фон, обеспечивать воспроизводство своей этнической самобытности.