Осенняя легенда - [69]

– Это уже дело чести, – заявил воин, и я знала, что жребий брошен.

Но, по мере того как приближался Самхейн, лучший воитель короля стал осознавать меру опасности. Он принялся собирать амулеты, шептал заклинания, но все так же отказывался взять с собой даже оруженосца.

Как обычно, мы открыли двери зала для тех, кто пожелал укрыться с нами в ночь, когда людям положено оставаться под крышей. Задолго до заката стали прибывать целые семьи, забирались по крутой мощеной дорожке, а за их спинами пылало небо, окрашенное заходящим солнцем. Знать и крестьяне, слуги и вольные – все охотно собирались вместе, когда стирались грани между нашим и иным мирами. Я приветствовала людей и замечала, что их тревожит одно и то же: будет ли в эту ночь с нами Гавейн? Благоговение перед отвагой воителя было для всех точно просвет в черных тучах, точно мерцание молнии в небе.

К тому времени, когда ячменный суп разлили из висящих котлов и на все столы разложили хлеб и соленья, угас последний свет дня. Как только в очаге заревел огонь и закрыли двери, чтобы не впустить сумрак ночи, Гавейн занял место рядом с королем и попросил внимания.

– Все вы знаете, что завтра я ухожу, чтобы встретиться с Зеленым Человеком, – перешел он сразу к сути дела. – Но сегодняшней ночью я еще буду среди вас. И больше всего меня ободряют ваши песни и смех. Если вы испытываете ко мне уважение, сделайте эту ночь настоящим праздником, а не преждевременной погребальной службой, которую я тут же забуду.

На минуту воцарилась тишина, потом вперед вышел шотландский парень с волынкой и, дунув в свой инструмент, поклонился оркнейскому принцу. Звуки волынки наполнили воздух, и вскоре зал ожил музыкой и криками. Кто-то положил на пол пару скрещенных мечей, и Гавейн начал боевой танец, сначала медленно, но постепенно наращивая темп и с каждым шагом приближаясь к острию клинков. Его лицо блестело от пота – ритуал демонстрации боевого искусства воина поглотил его всего. Ступни искусно перелетали из сектора в сектор, и люди хлопали, топали ногами и кричали ура, потому что Гавейн так ни разу и не коснулся стали и не выбился из сил. Первым стал замедлять ритм волынщик.

После этого ночь превратилась в долгую вечеринку – с изобилием еды, песнями и балладами из доброго прошлого, которые распевал бард Ридерик. И веселее всех на ней казался Гавейн.

Он покинул Камелот на рассвете. Мы с Артуром поджидали его на кухне. Муж подарил ему изящный уэльский кинжал, а я плащ на ягнячьем меху, который приберегала для Мордреда. Гавейн торжественно принял дары и каждого из нас по-родственному обнял. На мгновение мои глаза затуманили слезы, оттого, что он оказался в такой опасности. Я оперлась на руку Артура, а королевский племянник, выехав на дорогу, поднял вверх большие пальцы. Не проронив ни слова, мы поприветствовали его в ответ.

После его отъезда на нас снова навалились заботы поздней осени. Но даже за работой мы не переставали беспокоиться о нем. Пасечник целый день просидел среди ульев, рассказывая своим полусонным сборщикам нектара, с какой целью уехал королевский воин. Пчелы должны знать обо всем, что случается в жизни хозяев, чтобы не накликать разорение или смерть и не принести несчастье в хозяйский дом. Меня интересовало, сумел ли пасечник объяснить насекомым, не только куда отправился Гавейн, но и почему.

Охотники с парой зайцев или пунцоволапых куропаток останавливались у зала и с надеждой спрашивали:

– Нет ли каких-нибудь новостей?

Коровницы кивали головами и что-то шептали о мужестве героя, а старухи, помнившие более разгульные деньки Гавейна, прыскали над чайниками и бормотали, что он всегда был славным мальчиком, хотя одно время пользовался у женщин дурной славой.

– Нельзя было позволять ему уходить, – пожаловался как-то вечером Артур, внезапно поднимая глаза от шахматной доски.

– А как бы ты ему запретил? Сыграл бы роль тирана и заковал бы в цепи? – Ланс подал знак пажу унести шахматы, поскольку ни один из мужчин не мог сосредоточиться на игре. Хотя Артур и не произнес имени Гавейна, все понимали, о ком он говорит.

– Ну все вместе мы, может быть, и могли бы его разубедить, – предположил муж, пожевывая кончики усов. – Или поехать с ним. На худой конец, мог бы взять с собой Гахериса и Гарета. Встретить такой конец… и чтобы рядом не было родных…

– Он заявил, что такова его мойра, милорд, и он должен найти ее разрешение сам, – Ланс вытянул ноги к очагу и уставился на пламя. – Тень любого человека таит в себе признак его худших страхов: будь то смерть или бесчестие, трусость или страшная тайна. И каждый из нас должен сразиться со своей богиней возмездия. А учитывая, сколько в нем жило предрассудков, для королевского воителя нет лучшего испытания, чем встреча с одним из старых богов.

Голос Ланселота замер, и в наступившей тишине каждый из нас вознес свои молитвы за сохранение жизни Гавейна.

Медленно подкрались декабрьские дни и потянулись к зимнему солнцестоянию. В самую длинную ночь мы звонили в колокола, танцевали у большого полена, хлопали в ладоши и пели. Словом, старались веселиться, как могли, чтобы зазвать солнце с севера. Но обряд мы устраивали лишь по традиции, а в души наши закрался страх.