Осенняя красавица - [13]

— Повтори, потри меня еще, — требую от него. — Делай маленькие круги вокруг клитора. Нежными прикосновениями.

— Вот так? — он проводит подушечкой одного из пальцев вокруг моего клитора, и я едва не отрываюсь от постели. Я издаю вопль, мое тело сотрясается от всплеска столь интенсивного наслаждения, а рука, что была на моем животе, тянется вверх и хватает за горсть моих волос, фиксируя меня внизу. — Ты попалась, милая Уиллоу, — шепчет он рядом с моим ухом, а от звероподобного рыка, прорвавшегося из его горла, его слова становятся гораздо более эротичными. — Ты кончишь мне на пальцы? Намочишь мою руку своими соками?

Продолжая рассказывать мне всевозможные непристойности, он массирует меня именно так, как я того потребовала, пока не рыдаю от желания и словно выворачиваюсь в его руках наизнанку.

Когда я кончаю, то чувствую, что он наклоняется ко мне и прижимается своим лбом к моему, к повязке для глаз.

Задыхаясь от освобождения, я поднимаю руки и прикасаюсь к его волосам. Они мягкие и густые, дико разбросаны и достаточно длинные, чтобы касаться его плеч.

— Ты в порядке? — шепчу я.

— Дай… мне минутку, — говорит он мне. Он поднимает голову и отходит от меня. Руари делает глубокий вдох, после чего испускает стон. Раздается едва слышимый звук облизывания пальцев. — На вкус ты просто потрясающая.

Я корчусь и извиваюсь одновременно и от удовольствия, и от замешательства, когда слышу это. Он пробует меня на вкус?

— На что это похоже?

— Это самое сладкое, что мне приходилось пробовать.

Я лишь кусаю губы от желания увидеть его. Черт, ненавижу эту дурацкую повязку! Хочу увидеть все, звуки чего я слышу. И это очень несправедливо.

— Скажи, а ты кончил? — спрашиваю я, проявляя любопытство. Возможно, он и кончил, но я об этом понятия не имею, потому что на этот раз я не почувствовала, чтобы что-либо попало мне на руку.

Он молчит, и я воспринимаю это, как «нет».

— Я… я могу прикоснуться к тебе? — спрашиваю я, затаив дыхание и трепеща от самой мысли.

— Ты хочешь прикоснуться ко мне?

— Естественно, — мой ответ даже для моих собственных ушей прозвучал слишком хорошо, чтобы быть правдой, поэтому я добавляю: — Мне бы этого хотелось. Если ты, конечно, не против.

Он смеется тем же самым прерывистым скрипучим смехом, который звучит, будто у него слишком много зубов.

— Будто я могу отвернуться от прикосновения прекрасной женщины?

— Ну, ты мог бы, — говорю я смиренно. — Но я была бы очень разочарована, если бы ты так поступил.

— Даже если дотронешься до меня, не могу ручаться, что это придется тебе по душе, — долгие мгновения он колеблется и хватает меня за руку, когда я пытаюсь тянуться к нему. — Я… чудовище во всем.

Я качаю головой.

— Для меня ты просто мужчина, — говорю я ему. И я медленно протягиваю руку вперед и кладу ее ему на грудь. Я совсем не удивляюсь, обнаружив, что она голая — возможно, чудовища носят не так много одежды — и при этом я не удивляюсь, обнаружив, что его грудь твердая, гладкая и мускулистая, с едва заметным пушком грудных волосков. Что-то она вообще не чувствуется звероподобной.

Все же, я чувствую, какой он напряженный под моим прикосновением. Он и правда ожидает, что я отвергну его, и мое сердце болит за Руари. Я двигаюсь к краю кровати и кладу обе ладони ему на грудь.

— Я не нахожу ничего неправильного в том, какой ты на ощупь, — говорю я тихо. — Мне ты кажешься теплым и сильным, — я провожу рукой вниз по одной из его мускульных рук. Возможно, это часть его проклятия, возможно, внешне он выглядит звероподобным, но на ощупь чувствуется, как человек. Возможно, он даже сам этого не осознает.

А возможно, причина в повязке для глаз, которая сейчас позволяет мне почувствовать истину, а не проклятие? Кто знает.

Все, что я знаю, это то, что он чертовски приятен, когда прикасаешься к нему, и мне хочется исследовать каждую частичку его тела.

— Руари, — шепчу я. — Я очень рада быть здесь, с тобой, — такое ощущение, что мы вместе, и в этот момент я чувствую себя удивительно с ним связанной. Мы вместе втянуты в это проклятие, а также в наше взаимное удовольствие. Это захватывающе, и из-за этого во мне… все больше и больше пробуждается чувство голода.

Трех дней будет недостаточно, чтобы познать все тайны.

Но раз уж это все, что у меня есть, то и проходится так торопиться. Возможно, Уиллоу, которая вела уединенную жизнь, томясь одиночеством на ферме своих родителей на окраине Виндибрука, не изголодалась бы по телу незнакомца. Возможно, та Уиллоу была бы слишком застенчивой, чтобы столь нагло схватить его за руку и сжимать эти здоровенные мускулы, или проводить пальцами вниз по его животу, изучая его тело своими прикосновениями. Та Уиллоу никогда не посмела бы провести пальцами вдоль его длинного члена, на всем протяжении покрытого венками и прожилками, или не смогла бы взять в ладонь его мошонку, чтобы почувствовать ее нежный вес. Но Уиллоу из этого проклятия возьмет все, что сможет, схватив это обеими руками, и гораздо больше. Она намерена взять от жизни все, если эти три дня — это все, что у нее есть.

Когда я прикасаюсь к члену Руари, он задыхается. Он даже не шевелиться, когда я руками изучаю его длину, или когда, обнаружив на его кончике капельки влаги, я подношу их ко рту, чтобы попробовать на вкус. Крепкий вкус, но не неприятный.