Осенний квартет - [27]

10

Рождество в году лишь раз,

С праздником поздравлю вас… —

иронически продекламировал Норман избитую цитатку. Опровергать этот факт никто не стал, его тон никого не покоробил, потому что Рождество — нелегкое время для тех, кто уже не молод, у кого нет ни родных, ни близких, и каждый в конторе задумался о неизбежных испытаниях и трудностях, которые принесут с собой эти так называемые праздничные дни. Только Эдвин проведет Рождество по традиции в роли отца и деда. Принято говорить: «Рождество — праздник детский», и он был готов признать это и поступать соответственно, хотя предпочел бы провести его у себя дома, отдав ему дань скромной рюмочкой между церковными службами за компанию с отцом Г. в знак того, что праздник этот носит до некоторой степени мирской характер.

Норман получил приглашение отобедать вместе с зятем Кеном и с приятельницей Кена — женщиной, которая, видимо, займет место его покойной жены, сестры Нормана. «У него же никого нет», — сказали они, как и в тот раз, когда разрешили ему приходить к Кену в больницу. «Ладно, помогу им одолеть индейку», — так Норман отозвался на приглашение, и, поскольку городской транспорт в тот день не работал, Кен собирался заехать за ним на своей машине и доставить его обратно, следовательно, в этом смысле все будет в порядке. Ненавистная Норману машина все же иногда могла пригодиться.

А вот обе женщины — Летти и Марсия — внушали опасения или «представляли собой некую проблему», — как выражалась Дженис Бребнер. Родных, с кем они могли встретить Рождество, у них не было, и вот уже много лет им хотелось как можно скорее покончить с этим праздником. Летти часто ездила на Рождество к своей приятельнице, но в этом году у Марджори есть отец Лиделл. Летти навсегда запомнила, как он сидит, откинувшись на спинку удобного кресла, попивая соответствующее случаю вино, наверно бургундское или, отдавая дань времени года, даже глинтвейн. Как бы там ни было, а она чувствовала, что на сей раз будет помехой, да ее, собственно, никто и не приглашал. Марджори не позвала ее, значит, наверно, смущена, и ничем не омраченное счастье не осенит для Марджори праздничные дни и праздничный отдых. В войне, как говорится, победителей нет, и, хотя эта мысль неприменима к данным обстоятельствам, все же что-то подходящее в ней есть.

С годами Марсию все меньше и меньше волновало наступление рождественских праздников. Когда мать была еще жива, эти дни проходили тихо, отмечались они только приготовлением индейки большего, чем обычно, веса — мясник всегда рекомендовал этим двум леди, которые проводят праздник без гостей, «отличного каплуна» — да особым угощением и лакомой шкуркой индейки для старого Снежка. После смерти матери его общества было вполне достаточно для Марсии, а когда и Снежка не стало, справлять приход Рождества уже не было никакого смысла, и этот день постепенно слился с другими днями праздничной недели, ничем не отличаясь от них.

— Как же быть с мисс Айвори? Надо что-то предпринять, — единодушно решили Найджел и Присцилла. Рождество такой праздник, когда надо что-то «предпринимать», проявлять заботу о стариках, или о пожилых, как их деликатно именуют, хотя слово «пожилые» вызывало у Присциллы представление о женщинах Востока, маленьких и хрупких, совсем не похожих на мисс Айвори.

— Самое тяжелое для них — это одиночество, так по крайней мере говорят, — сказала Присцилла. — Они, несчастные, просто жаждут, чтобы было с кем побеседовать. — Как-то вечером она встретила на улице Дженис Бребнер, которая не могла ни дозвониться, ни достучаться до Марсии. «Никакой тебе радости», — пожаловалась Дженис, хотя слово «радость» в данном случае совсем не подходило. Дженис уезжала на рождественские праздники и беспокоилась о Марсии, И Присцилла пообещала присмотреть за ней и даже пригласить ее как-нибудь к обеду, а можно ли придумать более удобный повод для этого, чем рождественская индейка?

У Найджела были на этот счет кое-какие сомнения. — Мисс Айвори не так уж стара, — запротестовал он. — Человек она независимый, работает, хотя и со странностями. Пригласишь ее — ну что ж, прекрасно, только не знаю, подходящее ли это общество для твоих дедушки с бабушкой.

— Может, откажется? — сказала Присцилла. — Но я чувствую, что пригласить надо.

— А когда я предложил скосить траву у нее на лужайке, она воспротивилась, — сказал с надеждой в голосе Найджел.

— Рождество — дело другое, — сказала Присцилла, и Марсия, видно, была того же мнения, потому что, принимая приглашение, она даже ухитрилась улыбнуться.

Дед и бабушка буквально обласкали Марсию, так они были рады, что их не считают стариками, о которых надо «проявлять заботу». Бабушка Присциллы, элегантно бело-розовая, с великолепной прической и в изящном, пастельных тонов туалете, представляла собой такой разительный контраст с Марсией, с ее грубо покрашенными волосами и на редкость безобразным платьем несуразно яркого голубого цвета! Поселившись на пенсии в Букингемшире, дед и бабушка Присциллы вели такой осмысленный, такой активный образ жизни! Каждый день был для них так полон, так интересен! Приезд в Лондон к Присцилле пройдет со смыслом — посещение театров и музеев. А что делает Марсия, вернее, что она будет делать, когда выйдет на пенсию в будущем году? Думать на такие темы было мало приятно, и ответ на этот вопрос, заданный вежливо и по-доброму, ничего толком не объяснил. Не оценила Марсия и традиционного рождественского обеда. Когда выяснилось, что она ничего не пьет, это бросило первую тень легкого уныния на все происходящее за столом, а надежда на то, что она хотя бы отдаст должное еде, не оправдалась, так как почти вся ее небольшая порция осталась на краю тарелки. Она пробормотала что-то насчет своего скромного аппетита, но Присцилла подумала: хоть бы из вежливости притворилась, будто ест, ведь на приготовление обеда ушло столько трудов! Но об этом-то и предупреждала ее Дженис: от этих людей не жди никакой радости, но тем не менее работай на них не покладая рук. Может, с Марсией дело обошлось бы проще, будь она действительно старенькая или совсем