Осенний квартет - [21]

— Только не признавайтесь, что вы сами выходите замуж, — шутливо сказал Норман. — Вот это и будет третьей бедой.

Как и полагалось в таких случаях, Летти пришлось ответить на столь нелепое предположение улыбкой. — На это не рассчитывайте, — сказала она. — Но, если мне захочется, я уеду из Лондона и поселюсь за городом. Там есть такой дом, очень хороший, где можно получить комнату.

— Дом для престарелых? — спросил Норман, быстрый, как молния.

— Нет, не совсем… Можно со своей обстановкой.

— Дом для престарелых, где можно со своей обстановкой, со всем своим барахлом и со своими цацками, — продолжал Норман.

— Бросать комнату в Лондоне, конечно, не обязательно, — сказал Эдвин. — Может быть, ваш хозяин порядочный человек. Наша церковь принимает в свое лоно много замечательных африканцев, и они очень хорошо себя показали в алтаре. Большие любители церковных обрядов и всякой пышности.

Это было слабое утешение для Летти, так как она больше всего боялась чуждой ей несдержанности поведения и громогласия — то есть того, чем отличалась черная девушка у них в конторе.

— Н-да, их обиход покажется ей довольно-таки непривычным, — сказал Норман. — Запахи из кухни и все такое прочее. Знаю я эту публику.

До сих пор Марсия не принимала участия в обсуждении этого вопроса, так как в душе у нее зародился страх, хоть и не очень сильный, что она должна будет приютить Летти у себя в доме. Уж если на то пошло, Летти всегда была добра к ней, предложила однажды налить ей чашку чая перед уходом домой, и, хотя предложение не было принято, все же оно не забылось. Но это не значило, что Марсия обязана пустить Летти к себе, когда та уйдет на пенсию. Нет, это невозможно, чтобы у нее в доме жил кто-то чужой. Две женщины не обойдутся на кухне, убеждала она себя, забыв на минутку, что сама пользуется кухней только для того, чтобы вскипятить чайник или подрумянить ломтик хлеба. А как быть со стенным шкафом, где Марсия держит свою коллекцию консервных банок, и с ее не совсем обычным складом молочных бутылок, уж не говоря о пользовании ванной и развешивании там выстиранного носильного белья? Нет! Трудности непреодолимы. Женщины-одиночки должны сами налаживать свою жизнь, разумеется, Летти прекрасно это знает. И если Марсия не устоит, тогда будет как с Дженис Бребнер, которая приходит, задает личные вопросы, суется со своими дурацкими советами и предлагает делать то, что Марсия делать не желает. Нет, нельзя ей селить у себя Летти только потому, что у нее собственный дом и она живет в нем одна. Негодование закипало у Марсии в груди, она спрашивала себя: «Что я, обязана?» Но ответа на ее вопрос не было, потому что никто его не задавал. Никому это и в голову не приходило, не говоря уж о самой Летти.

— Подожду, посмотрим, как все будет, — благоразумно сказала Летти. — И вообще подыскивать новое жилье в августе не годится. Время неподходящее.

— Август, август, ты жестокий, — сказал Норман, вычитавший где-то что-то подобное.

Не столько жестокий, сколько неудобный, подумал Эдвин. 15 августа — Успение, в восемь часов вечера торжественная месса. Может не хватить прислужников, даже при наличии этих замечательных африканцев, и вообще в конце жаркого летнего дня люди не очень-то охотно ходят на богослужение. Казалось бы, Рим мог подобрать более подходящую дату для этого праздника. Но Успение снова празднуется, насколько он помнит, с 1950 года, а церковные порядки двадцатилетней давности были в Италии, конечно, несколько иные, чем в Англии семидесятых годов, иные даже в англиканской церкви, где большинство верующих вообще не ходит на богослужения, а те, кто ходит, могут быть в отпуске. Некоторые считают, что отец Г. слишком настаивает — «перехлестывает через край» — на выполнении так называемых обязанностей людей веры, но Эдвин все же будет сегодня вечером в церкви вместе с двумя-тремя другими молящимися, а это самое главное.

— Может, мы и поладим с мистером Олатунде, — бодро, мужественно проговорила Летти. — Во всяком случае, торопиться я не стану.

7

Дженис каждый раз собиралась с духом перед тем, как пойти к Марсии. Эта ее подопечная была совсем не похожа на тех пожилых леди, которых навещала Дженис, да и термин «пожилая леди» к Марсии не подходил, а в эксцентричности ее нет ни милого чудачества, ни шарма. Но такие всегда попадаются, и надо относиться к ним так, будто они бросают вам вызов: пробейтесь ко мне, разберитесь, что у меня в душе.

Следующий свой визит к Марсии Дженис решила нанести в субботу, но не вечером, а утром. Те, кто работает, по утрам в субботу обычно бывают дома, и у некоторых, только не у Марсии, можно рассчитывать на чашечку кофе, если придешь в удобное для них время. Однако дверь Марсия открыла, и это было уже кое-что.

— Ну, как вы живете? — спросила Дженис и, не дожидаясь приглашения, вступила в переднюю, потому что важно было «получить доступ». — Не трудно вам хозяйничать? — Пыль на столике говорила сама за себя, пол был серый, замызганный. Настоящая «грязь-мразь». Дженис улыбнулась своей шутке. Но улыбаться тут нельзя. Как же она все-таки справляется со всеми своими делами? Хоть бы сказала что-нибудь, пусть любую банальность, вместо того, чтобы нервировать человека своим взглядом. На стуле в передней стояла хозяйственная корзинка. Вот повод, чтобы разговориться, и Дженис с облегчением ухватилась за него.