Осенний бал - [19]

(лирическая влюбленность, приправленная легким цинизмом). Ночью разыгрался шторм, гроза, дом сотрясался, ветер завывал по всем углам. Свеча отбрасывала на стену черную тень парня. И женушка инженера, в прекрасных, но равнодушных глазах которой зажегся трагический огонь, крикнула, точно леди Макбет: «Я не люблю тебя!» Она отпрянула назад, сбила со стола пепельницу, наткнулась на стену и застыла там в дрожащем свете свечи, разведя руки в стороны, как распятый Христос. Парень коротко рассмеялся и подошел ближе, новая щекотливая ситуация возбуждала его. Эх ты, глупый мальчишка на чьей-то богатой даче средь береговой гальки где-то в Западной Эстонии, откуда тебе знать, какие возможности таятся в такой женщине? Неожиданно она схватила десертный ножичек, занесла его… Пауза. Затем нож со звоном упал на пол из ее ослабевшей руки. И тут же за окном сверкнула молния, огненный зигзаг впился в чернеющее море, раскат грома низко прокатился над домом, пламя свечи затрепетало в звуковой волне. Женщина медленно опустилась на колени, в вырезе платья показалась оголившаяся грудь. Она была жалкая, как котенок. Парень бросился к ней. Началась мелодрама, здесь, под родным небом, на клочке земли, означавшем для них весь мир, началась игра страсти и самозащиты, поставленная психологически очень тонко, порою смело балансируя на грани хорошего вкуса. Но скоро пришло утро, наступил день, женщина начала бояться возможного скорого возвращения мужа. Как пародия на Антониони было поставлено их рассыпающееся на осколки чувство, скука серого дня после ушедшего шторма. И под конец невыносимое напряжение, взаимные обвинения, ссора. Парень схватил свою сумку и стал уходить. Проплутав несколько часов по лесу, он вышел из лесу на шоссе. Было уже темно, он остановил первую попавшуюся машину. Усевшись, он увидел рядом с водителем женщину и узнал в ней свою ночную партнершу, за которой тем временем приехал на машине муж. Женщина его не узнала, и он, разумеется, ответил тем же. А ничего не подозревающий муж без умолку болтал, похваляясь собой, своей машиной, своей женой, рассуждал о политике, сказал, что видел фильмы про Джеймса Бонда, и даже насвистел мелодию из фильма «From Russia With Love». В городе парень вылез, дал мужу рубль, а тот и не подозревал, за что он получил этот рубль. Некоммуникабельные, не понимающие друг друга люди разошлись так же просто, как и сошлись.

Когда Маттиас и Кристина вышли из кино, уже смеркалось. После цветного фильма было особенно заметно, как гасли цвета в подступавших сумерках.

XI

Маттиас шел следом за девушкой, отставая от нее на пару шагов, с сигаретой в уголке рта. Профессиональным взглядом он всматривался во встречных, будто подыскивая новых кандидатов для своей коллекции. Он знал, что многие не позволили бы себя фотографировать. Большинство дикарей не разрешает себя фотографировать. Они боятся, что их изображение, их второе я, можно использовать с дурной целью, заколдовав, навсегда поработить, даже убить. Что сделают с картинкой, то сделается и со мной, рассуждают они. Но что говорить о дикарях. Маттиасу съемка часто стоила больших трудов. Даже двое его друзей не могли оставаться спокойными, когда на них направляли объектив. Первый, ученый, едва завидев аппарат, начинал гримасничать, растягивал губы, таращил глаза. Второй, актер, был натура более экспрессивная, под стеклянным взором аппарата он сразу задергался, повалился на пол, стал кричать и сучить ногами. Оба они Маттиаса весьма обескуражили. Он опустил аппарат и отказался снимать. Он был внутренне опустошен. Кроме них, были и другие клиенты, не столь, правда, беспокойные, например женщины, которые перед камерой начинали жеманничать, говоря, что они некрасивы, что хороших снимков с них не сделаешь. И, увы, большей частью оказывались правы. Но Маттиас фотографировал их с удовольствием. И с удовольствием потом наблюдал, как потом рвали на кусочки готовые снимки, как отрывали лбы от носов, рты от щек, шеи от туловища, и все ради того, чтобы остаться неизвестными, как топали ногами и плясали на клочках фотографий. Но им, бедняжкам, от Маттиаса уже было не уйти, потому что негативы были у него в шкафу под замком. Они могли рвать снимки сколько угодно, могли ругаться сколько угодно, но себе они уже не принадлежали, так что правы были дикие колдуны: их лица вопреки течению времени навечно остались молодыми или вопреки смерти навечно старыми, и летний загар уже не сходил с их лиц. Все это было во власти Маттиаса, того самого Маттиаса,

на которого сейчас взглянула Кристина и подумала: память, кажется, следовало бы вообще уничтожить, потому что больше всего утомляют воспоминания; через мозг надо электрический ток пропускать, он бы тогда опять очищался и все можно было бы начинать сначала.

XII

Они решили пойти в ресторан, и (королева) Кристина сказала, что ей надо переодеться. Маттиас решил идти в чем был, на нем с утра была белая рубашка с галстуком. Дома девушка надела длинное светлое платье, а к декольте пришпилила искусственные цветы. Потом накрасила губы, причесалась. Маттиас в это время сидел в кресле и смотрел в окно, в летний вечерний сумрак, в то самое окно, в которое девушка некогда смотрела на такие же летние вечера, и ему вспомнился один вечер, как раз после того как они сошлись с Кристиной, как он с одним другом сидел в какой-то комнате на другом конце города. Они пили чай, разговаривали. Температура неожиданно упала, окна толсто обледенели даже изнутри, стены скрипели, последние пешеходы, хрустя снегом, спешили домой. Маттиас улегся животом на диван и стал разглядывать фотографии, развешанные у друга по стенам. Среди прочих он заметил фотографию друга, где он был с бородой, без усов. Демон поблизости, но он принял такой облик, что его невозможно узнать. Он пригляделся к фотографиям. У всех на снимках были одинаково раскрыты глаза. Все они были его соотечественники. Вдруг с улицы донесся ружейный выстрел. Через несколько мгновений к ним в дверь сердито постучал хозяин дома, просунул голову в дверь и спросил: «Вы стреляли?» — «У нас и ружья-то нет», — ответил друг Маттиаса за них двоих. Хозяин посмотрел на них, долго, иронически, и закрыл дверь. «Черт возьми, у нас и ружья-то никакого нет», — повторил Маттиас возмущенно. И вдруг понял, что он сам не верит тому, что говорит. Эта очень холодная зима стала теперь очень жарким летом, и снова холодная зима стояла на пороге. Маттиас читал, что демон искушал Декарта, когда тот создал свою систему, заставил ученого выйти из дома и присоединиться к пьяным матросам. И еще ему откуда-то запомнилось, что королева Кристина в свое время приняла в Швеции того самого Декарта. Но с тем же успехом все это могло быть и чистой выдумкой.