Осенние мухи. Дело Курилова - [21]

Мы вернулись к Исаакиевскому собору. На улицах было полно народу, по мостовой медленно ехали экипажи. На площади собралась толпа. Я видел, как в собор входят иностранные дипломаты, министры, сановники, дамы, потом пустили остальных.

Фанни потянула меня за собой в дальний угол, откуда были хорошо видны первые ряды. От запаха курившегося ладана у меня стучало в висках, я угадывал сквозь завесу дыма роскошные туалеты дам, ордена и звезды на парадных мундирах военных. Лица молящихся казались желто-восковыми, как у покойников. Священники читали молитвы и кадили ладаном.

— Третий в левом ряду, между двумя женщинами, — шепнула Фанни. — Та, что в шляпе с райской птицей, — жена, девушка в белом платье — дочь.

Я взглянул и увидел сквозь завесу курившегося ладана высокого грузного человека с седыми волосами и бровями и квадратной рыжей бородой. На надменном лице застыло суровое выражение. Я долго наблюдал за ним. Он стоял, застыв, как каменное изваяние, и крестился, медленно поднимая правую руку, а могучая шея и широкое лицо оставались неподвижными. Немигающий взгляд бледно-голубых глаз был Устремлен на алтарь.

Фанни, поддерживая рукой под подбородком нелепый красный платок, не сводила глаз с Курилова. Сотня полицейских — некоторые были в форме, другие — в штатском (я безошибочно вычислял их по тупым и жестоким лицам) — отделяли простой люд от высшей знати империи.

От жары и духоты у меня бешено колотилось сердце. Мы с Фанни опустились на колени, чтобы не выделяться из толпы. Мелодии торжественных песнопений отражались от великолепных сводов и обрушивались на головы молящихся.

Я больше не видел Курилова. Меня лихорадило, я словно бредил наяву и клал земные поклоны, касаясь лбом пола, как это делают простые мужики. От мраморных плит поднимался ледяной холод.

Наконец служба закончилась, и мы вышли из собора. Полицейские оттесняли народ. Я увидел, как Курилов направился к своей карете и кучер в черном котелке почтительно помог ему сесть.

Крестный ход трижды обошел вокруг собора. Хоругви плавно колыхались на ветру, весенняя ночь была ясной и светлой. Трижды мимо нас проплыл сверкающий золотой крест. Песнопения священников затихали вдали.

Мы шли по Невскому к моему дому. Люди несли зажженные свечи, язычки пламени тянулись к небу, в воздухе пахло расплавленным воском. «Добрый знак», — сказала шедшая сзади женщина. Небо над нашими головами потемнело, лившийся с горизонта прозрачно-розовый свет бросал на воду каналов причудливые блики.

Мы снова прошли мимо открытых ворот министерской ограды. Экипажи заезжали во двор. В освещенных окнах мелькали силуэты дам, приглушенно звучала музыка.

Сам не знаю почему, но в тот день, вспоминая непроницаемо-ледяное лицо министра, я впервые испытал ненависть. Сердце мое наполнилось ядом.

Фанни каким-то загадочным образом угадала мое состояние.

— Итак? — сухо спросила она.

Я молча пожал плечами.

Неожиданно эта гордая скрытная девушка в который уже раз удивила меня, поведав историю своей жизни. Мы сидели на гранитной набережной Невы, от воды все еще пахло льдом. Подул ветер, и наши свечи погасли.

С тех пор я слышал немало подобных исповедей: раненая гордость, мечты о свободе, жажда мести. Но интонации и слова Фанни казались слишком театральными, это смущало и раздражало меня. Она была по-настоящему взволнована, заглядывала мне в глаза, ей хотелось тронуть мою душу, вызвать жалость, восхищение и ужас, но я почти не слушал: пасхальная ночь напоминала кошмар, ее рассказ казался бредом наяву.

Глава VII

Целый месяц я вел наблюдение за особняком, тщетно пытаясь найти способ проникнуть туда. Это превратилось в навязчивую идею, я день и ночь бродил по округе, расспрашивая разносчиков, мелких служащих и болтливых торговцев. Скоро я в деталях знал внешнюю сторону жизни Курилова — его привычки, часы и дни, когда он ездил на доклад к императору, имена его друзей и мнение о нем простых людей. Два слова повторялись чаще других — «беспощадный» и «тщеславный». Мне рассказывали, что всесильный министр потерял первую жену, происходившую из очень влиятельной семьи. Ей благоволила императрица-мать, что способствовало возвышению Курилова. Когда на престол взошел Николай II, покровителем министра стал князь Александр Александрович Нельроде.

В первом браке у Курилова было двое детей — взрослая дочь и маленький сын, которые теперь жили с ним и его второй супругой; около года назад он женился на своей давней любовнице, французской кокотке Марго, Маргарите Дарси, которая в молодости была опереточной актрисой.

Однажды из дома вышли дама и девушка, которых я видел с Куриловым в соборе. Дочь министра — маленькая и очень красивая брюнетка с большими голубыми глазами; жена… Жена была удивительным созданием: она напоминала состарившуюся райскую птицу — увядшую, растерявшую блестящее оперение, но все еще сверкающую, как фальшивый бриллиант. Лицо женщины было слишком сильно накрашено, беспощадное полуденное солнце высвечивало красные пятна на щеках и тонкие морщинки у глаз и вокруг рта. Лицо с годами расплылось, но когда-то она была очень красива.