Осенние дожди - [8]

— Допустим.

— Вот и допусти. А я хоть раз говорил до сегодняшнего дня, что хотел бы чего получше? Да что значит хотел? Имею право, понял? Говорил?

— Ну не говорил,— подтвердил Лукин. И, молча отодвинув плечом Бориса, он начинает переворачивать ножичком сало на сковородке.— Окаянное!.. Я слушаю, слушаю. Не говорил — и что?

В фигуре Лукина, в его неторопливых движениях есть что-то домашнее, спокойное, так и ждешь, что вот сейчас он повернется к Борису и миролюбиво скажет: «Знаешь что, брось трепаться. Давай чем-нибудь настоящим займемся».

А Борис, но всему судя, решил выговориться. Он, видать, из тех, кто молчит-молчит, а уж заговорит — не остановишь. Прижимая буханку к груди, крупными ломтями режет хлеб и продолжает с той же напористостью:

— Помнишь, когда лес тушили, помнишь — я обжегся? Хоть раз пожаловался, что трудно?

— Ну, не пожаловался. Еще что?

— И еще,— Борис с таким грохотом вываливает на стол из ящика ножи и вилки, что бригадир мучительно морщится.— Со дня нашего знакомства ты от меня слыхал что-нибудь, кроме того, что я учился в электротехническом? Мне знаешь какое будущее прочили! Академик Арутюнов — тебе это имя знакомо? Лауреат... Так вот этот академик, когда я еще на втором курсе выступил на студенческой конференции, заинтересовался моей идеей одного прибора. Нигде в мире, говорит, не видел подобной конструкции. Доучивайтесь, говорит, и я вас к себе заберу... Так что же, по-твоему: я улучшать анкету ехал? Я Себя самого проверить ехал, понял? Какая мне человеческая цена.

Лукин разглядывает его с удивленьем, будто видит впервые.

— Гляди-ка ты. Семь месяцев молчал, а тут и впрямь прорвало. С чего бы? — Он обжег пальцы, чертыхнулся.— А что ж ехал-то? Нельзя было проще проверить?

— Значит, нельзя. Не всякая проверка — проверка.

Алексей неожиданно вмешивается, произносит с нарочитой ленцой:

— Ей-богу, охота вам!..

Но ни Борис, ни Лукин даже не повернулись, будто и не слышали его. Борис достает стаканы, с сомнением разглядывает их на свет и идет к умывальнику.

— Лешк, встал бы помог. Нет, ты, бригадир, будь честным. Ты от меня хоть одну жалобу слыхал когда?

Ага, вот теперь, похоже, черед Лукина. Он ухмыляётся, отставляет в сторону сковородку, а на примус водружает зеленый эмалированный чайник. Бригадир, конечно, видит, что Борис весь подался вперед, и все-таки не торопится с ответом.

— Слыхал — не слыхал. Говорил — не говорил... И что из того? Расчищать тебе место для памятника?

— Лукин, удар в диафрагму,— бесстрастно предупреждает Алексей.

— Не мешай,— останавливает его Борис.— Мне даже интересно.

— А полторы тысячи остальных, которые вкалывают здесь,— они что: улучшают анкеты? А эшелоны тех, которые еще только едут,— это как, штрафники, по-твоему? И вообще, не рано ли ты требуешь награды за свое железное мужество?

— Вот те на! — удивился Борис.— Называется, крутил-крутил и накрутил. Награда! Да я хоть слово сказал о награде?

Алексей потянулся, разминая мышцы. В голосе его все та же нарочитая ироническая ленца:

— Слушай, бригадир, загадочная ты, честное слово, личность.

— И этот туда же,— усмехнулся Лукин.— В чем же это, скажи на милость, моя загадочность?

— То ты нежный, как стельная корова. Вылизываешь нас,— Алексей очень похоже скопировал выражение лица Лукина.— То свирепый — куда там! Карабас-Барабас... А на самом-то деле какой?

Лукин некоторое время угрюмо молчит.

— А вот такой. Карабас...— Кто бы подумал, что и Лукин способен взрываться. Он резко шагнул к Борису.— Не было у меня забот — ваш скулеж слушать? Ты о руках говорил.

— Ну?

— Я ведь тоже, наверное, не в «козла» забивал? Вот этими,— резким движением он выкинул вперед крепко сжатые кулаки.— Вот этими самыми три сибирские реки перекрыл, да каких реки! А не кричу.

— Кричишь.

— Когда? Сейчас? А ты спроси, простил бы я себе, если б отмолчался? — Он задохнулся от обиды. Закончил миролюбиво:— Ты мне, знаешь, на психику не жми, не жми. Я таких, как ты, видывал. И таких, и всяких.

— Вот даже как! — Борис сощурился.— Всяких? Это не ответ, Лукин, ты давай по существу: если я не прав, то в чем? Насчет здания — не спорю. Убедительно. Но, между прочим, жизнь так хитро устроена, что в ней все. распределено. Кому здания строить, кому от поноса лечить, а кому пироги печь.

— И снова ты прав,— согласился Лукин.— И снова мне за тебя стыдно.

Алексей на каблуках, всем корпусом, крутнулся от неожиданности:

— А руководящий состав всегда так. Когда нет убедительных доводов: «Стыдно, товарищи! Мы за вас кровь проливали...»

Лукин вплотную подошел к Алексею, глянул в лицо:

— Сукин ты сын, Алешка...

— Бат-тюшки, сало горит! — с нарочитой тревогой всполошился Борис, бросаясь к сковородке.

Я чувствую, что притворяться дальше спящим мне уже нельзя ,— все равно не поверят. Поднимаюсь, тру глаза, бормочу: «Вроде вздремнул».

— Ну здравствуйте,— говорю я. И стою выжидательно.

2

Стою и чувствую, как три пары глаз с интересом разглядывают меня. Тяну воздух носом:

— Вот это понимаю! Земля обетованная.

— Кому как,— усмехается бригадир.— Парень чуть без пальцев не остался.

— Дело молодое. До свадьбы заживет.

— И то,— соглашается Борис. Без перехода спрашивает: — Жить к нам? Или переночевать?