В стадион потихоньку втягивался народ, и нам пришлось отстоять небольшую очередь. Билеты батя достал такие, что билетер с глубоким поклоном вызвал специального человека, который, постоянно кланяясь, привел нас мимо трибун почти к самой арене, усадив в третьем ряду от нее. «Шоу» еще не началось, но народа на трибунах уже было полно. К старту турнира они заполнятся целиком. Над ареной висела прикрывающая прожектора похожая на балдахин конструкция из красного бархата, украшенная по углам разноцветными полосками ткани.
— Отличные места! — Похвалил я, — Как и ожидалось от лучшего в мире отца! — Добавил я, заставив батю иронично хмыкнуть.
— Прямо перед вами, в первом ряду, сядет Окада Сеиджи, он отвечал за изготовление дохё! — Услышав мое одобрение, «усилил» впечатления приведший нас сюда сотрудник и откланялся.
— Дохё — это ринг? — Спросил я на свою беду, потому что в как раз в этот момент со стороны арены к трибунам двинулся одетый в кимоно лысый старик.
— Дохё — это не какой-то там ринг! Я посвятил искусству изготовления дохё сорок три года, и не позволю низводить труд жизни многих тысяч людей до какого-то там никчемного «ринга»! — Оскорбленно высказал он. Ну хоть не орет, и на том спасибо.
Тут же, вместе с батей, Ринтаро-сенсеем и Хэруки поклонились мужику, и я извинился за свою неотесанность. Мужик сменил гнев на милость и снизошел до объяснений:
— Над земляной основой дохё упорно работают много дней, чтобы она стала достаточно плотной для проведения поединков. Пойдем, я тебе покажу! — Вдруг махнул мне рукой Окада-сан (хотя, раз он занимается «искусством», значит, лучше будет «сенсей»). Батя подтолкнул меня, и пришлось пойти со стариком.
Он подвел меня к дохё, и я ощутил тысячи направленных на себя с трибун любопытных взглядов. Желудок ухнул куда-то вниз, сердце забилось. Никогда на меня не пялилось столько людей одновременно. Глубоко вдохнув, попытался успокоиться и подошел поближе к остановившемуся сантиметрах в двадцати от дохё Окаде-сенсею.
— Смотри! — Указал он на край дохё. И вправду земляной, — Над каждой частью дохё работают вручную, используя только традиционные, передаваемые из поколения в поколение инструменты. Отличный дохё делается только из земли, пота и умения ёбидаси! И мои умения — достаточно велики для изготовления дохё, способного выдержать три сотни поединков за пятнадцать дней! — Гордо поведал он, — Как и само сумо, дохё — это крепкая основа, которая выдержит всё! — Подвел он итог.
— Огромное спасибо за урок, Окада-сенсей! — Глубоко поклонился я, — Теперь я вижу, насколько велика была моя ошибка. Я только начинаю постигать величие сумо, поэтому еще раз прошу прощения! — Еще один глубокий поклон. Свалился же ты блин на мою голову! Впрочем, конструкция ринга и вправду впечатляет — очень много человеко-часов ручного труда.
Окада-сенсей удовлетворенно кивнул, вернул меня напряженно следящим за нами взрослым, извинился за свою резкость и сказал бате, что он воспитал очень вежливого и любознательного мальчика. Отцу было очень приятно, а вот Хэруки изо всех сил сдерживала смех. Везет мне на чудиков. А что поделать? В Японии каждый второй — фанатик чего-нибудь.
Наконец, трибуны заполнились, и началось «представление в стиле эпохи Эдо». Одетый в белую рясу и потешную черную шапку главный судья (большая честь и ответственность!) обошел вокруг ринга и потряс каким-то похожим на банный веником, кланяясь всем. Все вставали и кланялись в ответ. Далее он помолился у какого-то оклеенного бумажными талисманами небольшого деревянного алтаря. Ох уж этот синтоизм. Закончив шаманить, главный судья при помощи двух судей рангом поменьше (но все еще — большая честь и ответственность!) кинули в квадратное отверстие в центре дохё рис, орехи, водоросли, сыпанул земли из мешочка, залил водой и засыпал солью. Теперь злые духи не помешают борцам. Отверстие, само собой, закрыли.
Вышел мужик в кимоно и с веером, сказал пару напутственных слов и объявил выход первой пары бойцов. У сумоистов — особое, «бойцовское имя». На сцене появились двое толстяков (на самом деле под слоем жира у них — стальные мускулы, это мне батя объяснил). Они посыпали арену солью («После второй мировой войны, ради экономии, в сумо вместо соли несколько лет использовали песок!» — Тихонько прошептала мне на ухо Хэруки нашептанное ей дедом) и начали готовиться к схватке, усаживаясь на корточки и подбирая свисающие с повязки прутья.
Судья в серой, расписанной серебряными кругами рясе и потешной вытянутой черной шапке с веером смешно орал, но я сдерживался. Ощущения, когда две мясные горы мощно влетают друг в друга буквально на расстоянии полутора метров — непередаваемые! Казалось, сам стадион трясется. По окончании схватки сумоисты сняли «палки» с повязок, проигравший покинул ринг, а победитель встал на корточки и сделал рукой ритуальный жест, потом наполнил водой стоящий неподалеку от дохё ковшик, предназначение которого выяснилось, когда следующая пара бойцов прополоскала водой из него рот.
Вторая пара, кстати, была гораздо интереснее, ибо на дохё против настоящего мастодонта (боевой вес — 180 килограммов! — пояснил конфераньсе) вышел не столько толстый, сколько накачанный боец на голову ниже и намного легче.
