Осень в Жухарях - [7]

Настроение Нонны Павловны окончательно испортилось. На самом деле разболелась голова. Это, может быть, еще и от жары. Попробуйте вот так, после дальней дороги, побродить по солнцепеку!..

6

Вернувшись в дом, она опять прилегла. Но отдохнуть ей не давали какие-то мутные мысли. Вот именно мутные, невыразимые. Вспомнилось детство, юность. Все как-то путалось в памяти, в душе нарастала неясная тревога.

В таких случаях действительно хорошо уснуть. Нонна Павловна закрыла глаза, но задремать не успела - во дворике вдруг послышались мужские веселые голоса и в доме сокрушенно заговорила сестра:

- Вот так всегда, вот так всегда! Ничего заблаговременно не скажет, назовет народу. А я только что с работы. Ничего не готово...

Нонна Павловна вскочила, посмотрелась в зеркало и огорчилась, увидев заспанное лицо. Не спала, а лицо заспанное.

Она быстро потерла щеки сильными ладонями, потом попудрилась и пошла к сестре, гремевшей тарелками у плиты.

Даша все еще сердилась на мужа, будто бы без предупреждения назвавшего столько народу. Но не похоже было, что она сама не готова к приему гостей. Она уже обрядилась в новое, приятно шуршащее платье с белым круглым воротником, гладко причесала волосы, притянув их к затылку, где образовался красивый, пышный узел. "Нет, лицо у нее еще свежее, крепкое, только сильно обветренное, - посмотрела на сестру Нонна Павловна. - Если дать ему уход... Но где уж там..."

Даша повязалась передником и стала нарезать на замасленной кухонной доске холодное вареное мясо.

- Давай я тебе помогу, - предложила Нонна Павловна.

Опоясавшись полотенцем, она принялась резать свеклу, картошку, огурцы и лук. Огурцы она разрезала сначала вдоль, потом косо, поперек, и укладывала на тарелку сердечком.

- Так готовят в ресторанах, - объяснила она сестре, прислушиваясь к мужским голосам за окном.

Голоса эти заметно возбуждали ее. Все, что она говорила теперь, называя мудреные салаты и соусы, какие готовят в московских ресторанах, было как бы рассчитано на мужчин, что ходят под окнами. И беспричинно смеялась она тоже с расчетом на них.

Но мужчины все еще не входили в дом. Хозяин им показывал, как он по новому способу окапывает посаженные в прошлом году яблони. Не каждую в отдельности окапывает, а как бы все вместе: прорывает вдоль яблонь канавы, которые он под зиму зальет особым удобрением.

В комнату вбежал запыхавшийся Витька и сообщил матери, что дедушка не придет.

- Ему, говорит, сапоги починять надо. А на нее, он говорит, и так нагляделся. Нет, говорит, в ней ничего ненаглядного...

- Молчи ты, молчи, поросенок! - закричала на него мать.

Но он уже все сказал. И Нонна Павловна все поняла. Дедушка - это отец Филимона. Гордый старик не хочет видеть ее. Однако Нонну Павловну это не сильно огорчило. Она слегка нахмурилась и тотчас же опять повеселела, заметив входящих в двери гостей.

Удивительно интересно смотреть на людей, которых не видел лет двадцать или больше! Все изменились. И Нонна Павловна, конечно, изменилась.

- На улице встретил бы и ни за что не признал бы, - пожал ей руку обеими руками колхозный кузнец Поярков, Федька Фонарь, как его дразнили в детстве за широкое, румяное лицо и рыжие волосы. Волос у него осталось мало и лицо словно усохло в кузнице у горна.

- И я бы не узнал, - оглядел Нонну Павловну Бурьков Прокофий. На войне он оставил ногу и теперь стучит и поскрипывает протезом.

- Неужели я уж такая старенькая? - засмеялась Нонна Павловна, удивленно поднимая тонкие брови.

- Нет, еще ничего, - похвалил ее взглядом Павел Чичагов, красивый, рослый, одетый прямо-таки по-московски: галстук яркий, темно-красная сорочка, серый, ловко скроенный костюм. - Все, как говорится, при вас, все детали на месте...

Вот это, пожалуй, главное. Вот это и наполняет Нонну Павловну женским торжеством.

За столом она, естественно, оказалась в центре всеобщего внимания. Да ведь и собрались-то в честь ее приезда.

- Ну, москвичка, рассказывай! - уставился в нее взглядом старик Жутеев, подперев свое лисье личико шершавой ладонью. - Рассказывай, послушаем! Интересно...

- Давайте сперва выпьем, - поднял графин Филимон. И поглядел многозначительно на Нонну Павловну. - За тебя, Настя. За твои, что ли, успехи...

Нонну Павловну как обожгло этим взглядом. "Наверно, он все еще меня любит", - пронеслось в ее голове. И он показался ей красивее, чем утром. Чуть выдающиеся скулы, пожалуй, нисколько не портят его лица, они даже придают ему еще больше мужественности. Нонна Павловна вдруг вспомнила сильные руки, обнимавшие ее когда-то. Руки его, кажется, стали еще сильнее. Плечи какие! Он весь как литой. И седина, заискрившаяся в черных волосах, не старит, а как бы оттеняет силу и зрелость этого крупного мужчины. Ах, Филимон, Филимон...

Она, привстав, как все, чокнулась сначала с сестрой, со всеми гостями и уж после всех, опустив глаза, с Филимоном.

Гости зашумели после первой же стопки. Вскоре пошла вторая, третья.

Нонна Павловна охотно, не чинясь, пила, закусывала селедкой, ловко подхватывая на вилку промасленные кольца лука, с хрустом кушала свежепросоленные огурцы и с особым удовольствием - с детства любимое холодное вареное мясо с горчицей.