«Осень в горах» Восточный альманах. Выпуск седьмой. - [95]

Манаси. Что?

Индраджит. Я живу по правилам. Я живу, как все. Но откуда я знаю, что это правильно?

Манаси. А какой еще выход?

Индраджит. Можно ненавидеть эту жизнь, как все. Можно ненавидеть правила.

Манаси. И что от этого изменится?

Индраджит. Зачем молиться цепям, которые сковывают нас?

Манаси. А кто сказал, что им нужно молиться?

Индраджит. Но если мы признаём, что правила — это цепи, но не пытаемся освободиться от них, так разве это не то же самое, что молиться им?

Манаси. Ну, и что ты предлагаешь?

Индраджит. Ничего. Я просто не хочу жить в цепях. И не хочу жить среди глухих стен. Хочу все сломать!

Манаси. Против чего ты воюешь?

Индраджит. Против мира. Против людей, которые меня окружают. Против того, что называется обществом. И против всех правил, которые оно придумало. Помнишь, я тебе рассказывал про Лилу?

Манаси. У которой муж болен туберкулезом?

Индраджит. Был болен туберкулезом. Он недавно умер. А его родители выгнали ее из дома.

Манаси. Куда же она денется?

Индраджит. Некоторое время после его смерти они ее не трогали. Постепенно отобрали у нее все деньги, все до пайсы, и выгнали вон.

Манаси. И что с ней стало?

Индраджит. Мне говорили, что сначала она жила у родственников. У них есть небольшая лавка Но хозяин этой лавки занимается темными делишками — краденое скупает, женщин поставляет в разные заведения. Понимаешь?

Манаси. Так что же с ней будет?

Индраджит. Да не будет, а сейчас есть. Можно себе представить, что с ней. (После паузы.) Справедливое правило, правда?

Манаси молчит.

А на автобусной остановке ко мне сегодня привязался мальчишка. Лет семи. Все хотел мне ботинки почистить. А на руках у него еще малыш — годовалый.

Манаси молчит.

Я не дал ему чистить ботинки. И денег не дал. Только рявкнул на него — пошел, дурак! Если бы он не ушел, я бы его и ударить мог.

Манаси. Но почему же, за что?

Индраджит. Не знаю. Не знаю, кого надо бить за все это. Знаю, что мальчишка не виноват, а все равно мог ударить. Не принимаю я все эти правила и мальчишку тоже не принимаю. Семилетний мальчишка чистит обувь да еще заботится о годовалом братишке — не могу я с этим смириться!

Манаси. Но ты сейчас говоришь совсем о другие вещах!

Индраджит. Почему же о других? Вот оборотная сторона твоих разговоров: «Все так живут, все так делают»!

Манаси (после паузы, негромко). Ты за что на меня сердит сегодня?

Индраджит (после паузы). Ты же знаешь, что я не на тебя сержусь… Знаешь ведь?

Манаси. Знаю.

Индраджит. Зачем же ты это сказала?

Манаси. Я боюсь тебя, когда ты бываешь таким.

Индраджит. Каким?

Манаси. Когда ты зол, когда начинаешь воевать против всех.

Индраджит (после паузы). Смысла нет негодовать. Слепая, бессмысленная ярость. Все равно что головой о стену биться.

Манаси. Если ты это понимаешь…

Индраджит. Ты читала Библию?

Манаси. Библию?

Индраджит. Ты помнишь историю про древо познания добра и зла? Адама и Еву выгнали из рая, когда они начали понимать, что к чему.

Манаси. Я знаю эту историю.

Индраджит. Может быть, если бы я не начал задумываться, что к чему, я бы тоже благоденствовал в нашем обществе с чудными его правилами. А теперь вот — бьюсь головой о стенку.

Пауза.

Манаси. Индра!

Индраджит. Что?

Манаси. Ты ведь знаешь, что я очень глупая.

Индраджит (со смехом). Это еще почему?

Манаси. Я тебя не понимаю. Я тоже вижу все, что видишь ты. Иногда мне бывает грустно, часто мне бывает жалко людей, но вот ярости твоей — этого во мне нет.

Индраджит (помолчав). Ты бы хотела, чтоб я перестал злиться?

Манаси (очень медленно). Нет. Оставайся, какой ты есть. Я просто боюсь за тебя, поэтому так сказала.

Индраджит. Когда пройдет моя злость — мне конец.

Манаси (тихо). Я знаю, Индра. Оставайся, какой ты есть. Воюй. Воюй с моими страхами тоже. (Пауза.) Иногда я начинаю думать, что стало бы со мной, если бы тебя не было.

Индраджит. Почему?

Манаси. Я знаю, тебе это придется не по вкусу. Но если я подчиняюсь многим вещам, то это потому, что на свете есть ты. Иногда я думаю, если бы тебя не было — я бы поняла, что такое ярость.

Индраджит. Значит, я приношу тебе вред.

Манаси. Да нет же, Индра! Не так — я просто не знаю, как говорить об этих вещах… Ты не понимаешь как много ты значишь для меня. Не понимаешь, какой смелой я становлюсь благодаря тебе. Если бы не эта смелость, я бы давно погибла.

Индраджит молча слушает.

Но моя смелость — не от ярости. Я не хочу сердиться. Я люблю жизнь. Я покоряюсь, я подчиняюсь, я не сопротивляюсь, но я и не жалуюсь. Оттого, что ты есть, я могу любить эту жизнь… Мне легче жить… Боже мой, я не умею этого выразить словами!

Индраджит. Говори же, говори…

Манаси. Не могу, не умею. Давай поговорим о чем–нибудь другом.

Индраджит. Мы и говорили о другом.

Манаси. Если я не пойму эту книжку, ты мне поможешь?

Индраджит (медленно). Как только я найду работу… как только я найду работу — я на тебе женюсь.

Манаси. Нет.

Индраджит. Увидишь.

Манаси. Ты что, забыл, что мы с тобой родственники?

Индраджит. Как же, забудешь! Всякий раз, как я заговариваю о женитьбе, ты напоминаешь мне об этом.

Манаси. А ты всегда отвечаешь одно и то же — мне все равно.

Индраджит. Мне не все равно. Но это еще одно дурацкое правило, с которым я не согласен. Ни с чем я не согласен! И ни с кем!