«Осень в горах» Восточный альманах. Выпуск седьмой. - [43]

— Старина Мо, погоди!

— Что? — с надеждой в голосе спросил Мо Да–нянь.

— Ничего, я просто хотел попрощаться.

— До свидания, старина Чжао.

ГЛАВА ПЯТАЯ

«Дорогой Цзы–юэ!

Какая великая слава выпала на нашу долю! Ты связывал ректора, я написал о нем больше полусотни стихотворений соответствующего содержания, и вот нас исключили. Хотя эта слава сопряжена с поражением, я все равно рад. Думаю, что из наших земляков только ты и я такие отчаянные!

К сожалению, в больницу к тебе прийти не смогу, так как вечером уезжаю в Тяньцзинь, в университет Волшебных перемен[31]. Ведь изучать философию, не зная «Книги перемен», так же нелогично, как избивать ректора, не связав его. Это главная причина моего перехода. Надеюсь, что твои раны скоро заживут и ты приедешь навестить меня. Не сокрушайся, что университет Прославленной справедливости отверг нас — другие институты подберут. А не подберут, так наплевать. До свидания, мужественный земляк, до встречи в Тяньцзине!

Твой друг поэт

Чжоу Шао–лянь».

Прочитав письмо, Мудрец заметно оживился. Вот что значит поэтическая широта! В самом деле, какая разница — учиться или не учиться? Настоящий мужчина не станет горевать! Лучше поехать в Тяньцзинь и погулять там всласть!

«Напрасно я обидел Мо Да–няня. Приди письмо раньше, этого не случилось бы. Черт возьми, почему я такой несдержанный?..»

* * *

Раны Мудреца, заживая, начали зудеть, и это было хуже боли. Наконец врач разрешил ему гулять по двору. Мудрец обрадовался, как улитка, попавшая под дождь после долгой засухи, и тут же высунул свои рожки. К обычной радости у него примешивалась одна тайная надежда, она заставляла его смотреть на женское отделение больницы пристальней, чем Небесный наставник Чжан [32] смотрел в свое волшебное зеркало, которое помогало ему распознавать в красавицах лисиц–оборотней. Доносившиеся с женской половины скрип дверей, смех, кашель — все было исполнено для Мудреца особого смысла. По коридорам словно белые бабочки порхали медсестры в белоснежных халатах и косынках, но это были всего лишь медсестры. Конечно, и среди них были хорошенькие, однако в данном случае его интересовала совсем другая девушка…

В первый день он ее не увидел. На следующий день ветер, воспользовавшись отсутствием солнца, ревел как бешеный бык, и Мудрецу запретили выходить во двор. Он очень рассердился: «Ведь браки совершаются на небесах! Если она завтра выпишется из больницы, я упущу прекрасный случай! Неужели из–за какой–то погоды… Впрочем, может быть, это сам бог ветра против меня? Тогда дело хуже… Если же ветер — всего лишь разгулявшийся воздух, то почему он разгулялся именно сегодня?!»

Мудрец выругался, но ветер, хихикнув, продолжал дуть с удвоенной силой. Пришлось лечь в постель и взяться за роман, который ему принесли друзья. Перед глазами прыгали строчка за строчкой… Никакого просвета! Мудрец в ярости швырнул книгу на пол и стал топтать ногами. Это немного его успокоило. Заложив руки за спину, выпятив грудь и надув губы, он стал ходить по палате, изредка поглядывая в окно. Старое дерево на дворе беспомощно мотало облысевшей макушкой. «У, мать твою, чтоб тебя с корнями вырвало! Только на зло наводишь!»

Мудрец снова лег и предался своим обычным философским раздумьям, точнее, нелепым размышлениям: «Вино помогает укреплению здоровья и работе мозга. Женщины предназначены для удовлетворения половой страсти. Значит, вино и женщины — это два важнейших фактора, необходимых для поддержания жизни! Надо жениться и пить, пить и жениться, а в свободное время участвовать в разных движениях, завоевывать славу. Правильно! Итак, для личной жизни существуют вино и женщины, для общественной — разные движения и слава. Это же целая жизненная философия!»

Устав от абстрактных проблем, Мудрец вернулся к конкретным: «Мне мог бы помочь Оуян, но он, как на грех, не появляется. Ли Цзин–чунь тоже неплохой парень, но у него с ней… Ага, придумал!» Мудрец вскочил и толстым, как дубинка, пальцем нажал кнопку электрического звонка, ощутив гордость от сознания собственного могущества, хотя в своих выступлениях он время от времени поносил достижения технического прогресса.

— Да, господин Чжао! — произнесла медсестра, появившаяся перед ним мгновенно, как бесенок по приказу самого сатаны.

— Вы свободны? — с улыбкой спросил Мудрец.

— А что?

— Я должен узнать одну вещь. Не могли бы вы мне помочь?

— Что же именно вам нужно узнать? — в свою очередь улыбнулась медсестра, вежливо, без тени кокетства.

— Если узнаете, получите два юаня на вино… простите, на чай, — поправился Мудрец.

— У нас в больнице это не принято, господин.

— Принято или нет — два юаня никому не помешают.

— Что же вас интересует, господин?

— Меня интересует… Нет… Спросите, пожалуйста, в женском отделении о барышне Ван Лин–ши. В какой она палате, чем больна, как себя чувствует. Можно?

— Это совсем нетрудно. Достаточно заглянуть в регистрационную книгу! — медсестра опять улыбнулась и исчезла.

Мудрец изумился: «Ишь какая сообразительная! Можно подумать, что к ней каждый день обращаются молодые мужчины с просьбой узнать что–нибудь о молодых женщинах. А может, медсестра просто привыкла сводничать, как Хун–нян