«Осень в горах» Восточный альманах. Выпуск седьмой. - [190]

У многих путешественников, изучавших островитян, складывалось неправильное представление об их фольклоре, языке и обычаях из–за скрытности сокотрийцев, из нежелания посвящать чужих в тайны своего языка. Но даже те немногие записи, которые мне удалось сделать на острове и во время моих встреч с сокотрийцами в Адене, показывают, что в сокотрийском языке достаточно красок для передачи различных оттенков чувств; в речи островитян есть самобытный юмор, беседа их бывает свободной и непринужденной, она полна образными сравнениями, метафорами и другими выразительными средствами. Сокотрийцы часто используют понятные им одним (а зачастую понятные лишь узкому кругу соплеменников) образы, поговорки, иносказания. Со слов Ахмада мне удалось записать несколько четверостиший, расшифровать которые я сам никогда бы не смог. Вот два четверостишия, которыми игриво обмениваются молодой женатый мужчина, пытающийся соблазнить понравившуюся ему девушку, и сама девушка, которая с достоинством отчитывает незадачливого кавалера. Тот говорит девушке:

Агиринхи может насытиться

Только двумя ужинами,

Коли в утробе его колики

И десять рыбин.

Интересно, что, обращаясь к девушке, сокотриец называет себя по имени: Агиринхи, а не говорит: «я». Пожалуй, такой откровенный разговор с девушкой не возможен в любой мусульманской стране, но Сокотра дает примеры удивительного сочетания примитивного консерватизма и вольности, полного подавления женщины и вместе с тем — ее ведущего положения в семье. Молодой человек говорит понравившейся ему девушке, что ему недостаточно одной женщины, ему надо «два ужина», то есть две женщины, ибо утроба его ненасытна. Девушка отвечает:

Не здесь ты отрубишь голову барану

И не здесь пообедаешь.

Коли ты не насытился в своем доме

И не собрал плодов со своих пальм.

Это решительный и насмешливый отпор проискам ухажера. Однако разобраться в этих намеках под силу лишь местным жителям.

В один из вечеров мы сидим в гостях у старого горца Нийхаха.

— Ну вот, слушай, — говорит мне Нийхах, и в его слезящихся, пораженных трахомой глазах появляется огонек. — Наши легенды могут показаться вам смешными. Даже наша молодежь уже не хочет запоминать то, что веками передавалось из поколения в поколение. В детстве я слышал от стариков много легенд о Дихеке. Ты не знаешь, кто такой Дихеке? И я точно не знаю. Одни говорили. что он вроде ангела, другие считали, что он простой сокотриец, как и мы. Во всяком случае, он был очень добрым и справедливым и много сделал для сокотрийцев. Говорят, он давно умер, а один старик рассказывал, будто видел Дихеке собственными глазами, когда был молодым. Когда кому–нибудь из сокотрийцев было плохо, он шел к Дихеке и всегда получал помощь. Дихеке всегда мог рассудить спор сокотрийцев. Может быть, потому мы живем так мирно, что у нас был Дихеке? И сейчас, если горец найдет хорошее пастбище, обильный источник или удобную пещеру, он скажет: «Это сделал для нас Дихеке». Я расскажу тебе древнюю легенду. Ты узнаешь, откуда взялась у нас пальма фритит. Ее финики самые сочные и сладкие, ее ветки самые прочные, гроздья самые тяжелые, и плодоносит она раньше других.

Легенда о Дихеке и доброй женщине

Так вот, был когда–то в одном селении небольшой источник. Воды, которая в нем набиралась за день, едва хватало, чтобы наполнить маленький бурдюк, сделанный из шкуры козленка. Набрать воды удавалось лишь тому, кто не ленился встать с зарей и прийти к источнику первым. Те же, кто приходил после него, уже не могли зачерпнуть нисколько. Ссорились между собой жители селения, но на следующий день все повторялось снова: за ночь в источнике скапливалась вода, кто–то приходил первым и забирал всю воду.

Пришла как–то первой к источнику одна бедная женщина. Зачерпнула воды в свой бурдючок и хотела уйти поскорее, пока никто из односельчан не пришел. Но только собралась уходить, как вдруг смотрит: человек осла за собой ведет. И был это не кто иной, как Дихеке. Подошел он к женщине и говорит:

— А–ах, дай мне напиться.

Бурдючка могло бы хватить женщине на неделю, она стала бы расходовать ее так же экономно, как коровий жир. И женщина отвечала:

— А–ах, где же я потом найду себе воды?

Но Дихеке снова попросил:

— А–ах, я умираю от жажды, дай напиться.

Сжалилась женщина и развязала свой бурдюк, Дихеке напился и говорит:

— Дай мне умыться.

Отвечает ему женщина:

— Воду надо беречь! Как же можно умываться водой?

Дихеке снова просит:

— А–ах, дай мне умыться.

Дала ему женщина умыться.

Умылся Дихеке и снова просит:

— Дай напоить осла.

Женщина говорит:

— А где же мне потом воду взять?

Дихеке на своем стоит:

— А–ах, дай напоить осла.

— Ладно, напои, — вздохнула женщина.

Дихеке напоил осла и снова просит:

— Дай я помою осла.

— Мой, — отвечает женщина.

Вымыл Дихеке осла, и воды в бурдюке совсем не осталось.

Понял тогда Дихеке, что женщина добрая и благородная, раз отдала ему всю свою воду, когда ее теперь нигде не сыщешь, и решил ее вознаградить. Говорит ей Дихеке:

— Проси у меня что тебе надо, я все тебе дам.

Отвечает женщина:

— Ничего мне не надо. Что дашь, то и ладно.

Говорит Дихеке:

— Дам я тебе источник Мисбихо — «Утренний». Что возле него растет, все твое. Приходи сюда на заре, пока нет никого. А как соберутся все да станут дивиться, ты им скажи: «Все это появилось по моему хотению и все мое».