«Осень в горах» Восточный альманах. Выпуск седьмой. - [149]

— Смотри, — зловеще прошипел Шастри. В нескольких ярдах от нас, так, что мы видели ее со спины, сидела на каменной плите, уронив на руки голову, Ямуна. Может, она пришла сюда за хворостом, подумал я, но из страха перед Шастри не решился ее окликнуть. Скоро я устал пялиться в эту дыру и начал вспоминать наш дом в маленьком городке и грузовики, на которые мы с мамой бегали смотреть, когда они изредка проезжали по улице.

Тем временем наступил вечер, время очередных обрядов, про которые я с удовольствием забыл, с тех пор как Упадхья перестал к нам ходить. Я продолжал просить бога сделать так, чтобы меня поскорее забрали домой, и охранить от королевской кобры. Шастри прищелкнул пальцами и ткнул меня в бок.

— Смотри, смотри, вон он, демон, который бродит вокруг дома.

Но демон почему–то очень походил на школьного учителя, приехавшего из далекого города, где, как любил он повторять, ходят поезда. Всякий раз, как нам случалось сидеть за праздничным ужином в доме старосты, учитель с гордостью рассказывал о своем городе, и однажды объяснил нам, каким образом тени в кино могут говорить и петь. Никто ему не поверил. Под школу было отведено большое пустовавшее помещение, где он и учил, и спал, и стряпал. Иногда он ел в доме старосты, а если Ямуна готовила что–нибудь вкусное, то у нас.

Чтобы убедиться в правильности своего предположения, я уставился на его ноги, но они не были вывернуты задом наперед. И все же я не мог понять, почему взбрело ему в голову забраться сюда, в это запустение.

— Смотри, смотри, маленький святой. — Шастри дернул меня за ухо, а я, увидев, что учитель уселся на каменную плиту рядом с Ямуной, еще больше удивился. Он взял ее руки в свои, она их отняла. Мне случалось видеть, как они беседуют, но сейчас все было по–другому. Он что–то говорил Ямуне, она как будто с ним не соглашалась и плакала.

Вдруг я заметил медленно ползущую змею. Я заплакал, но Шастри успокоил меня, сказав, что она неядовитая — такие ловят только крыс, которых в развалинах всегда полно, и совершенно безвредная. Точно, поддакнул сын старосты, тонкие змеи не бывают ядовитыми. Но я вспомнил о богине–змее и задрожал — кто знает, какой образ она может принять. Шастри прошептал, что сказки про богиню–змею — вранье и что сейчас я увижу, как эта парочка займется кое–чем смешным. Он сказал это почти ласково.

Змея бесшумно скользила прямо к Ямуне, мотая головкой, будто принюхиваясь, как это обычно делают змеи. Я молил бога, чтобы Ямупа ее заметила. Но Ямуна так была увлечена разговором с учителем, что я потерял всякую надежду. А может, змея завернет к храму, где лежат сокровища, которые она стережет? Или Шастри привел меня сюда, чтобы я понес наказание? Или Ямуна согрешила, как и я? Я плакал тихо, беспомощно. Один из мальчиков зло сказал:

— Эта сучья вдова осквернила божество храма. Змея пришла за ней!

Шастри кивнул, повернулся ко мне и произнес:

— От бога ничего нельзя утаить. Говорят, что глаза у него зоркие, как у змеи.

Я в ужасе посмотрел себе под ноги.

Между тем змея перестала ползти, свернулась кольцами, раздула капюшон и начала осматриваться. Теперь я увидел, что это кобра. Тут уж я не стерпел.

— Ха–ха, так это кобра, кобра! — раздались приглушенные голоса мальчишек. Я встал, но Шастри силком усадил меня. Вдруг все умолкли, слишком страшное происходило перед нашими глазами, кобра ползла к Ямуне. Я начал молиться, остальные тоже.

Учитель положил свои огромные руки на хрупкие плечи Ямуны. Она встала. Но не оглянулась назад. И опять села на каменную плиту.

Кобра жалом ощупывала камень. Ее тело в сумерках блестело, будто мокрое. Я весь дрожал. Даже Шастри и тот умолк.

Мужчина снова положил руки на плечи Ямуны. Тут во мне забрезжила надежда. Она, как в первый раз, отведет его руки и встанет. Она не может не заметить, что кобра уже у самых ее ног. Я истово взмолился. Но нет, она придвинулась к нему, обняла его, положила голову ему на плечо.

Я вскочил. Не помня себя, стал кусаться, царапаться и вырвался наконец из рук, пытавшихся меня задержать. Я обежал стену и помчался к Ямуне с криком:

— Эй, Ямуна, кобра, кобра!

Учитель вскочил на ноги, подобрал концы дхоти и бросился, прочь. Ребята выкрикнули что–то насмешливое и злое и быстро побежали в сторону деревни. Руки и грудь Ямуны были обнажены, верхний конец сари болтался по земле. Дрожа, она поднялась, но не сдвинулась с места. Не раздумывая, я схватил камень и швырнул им в кобру. Камень попал кобре в хвост, она вывернулась и высоко подняла капюшон. Ямуна в каком–то отуплении продолжала неподвижно стоять, и я с разгону толкнул ее головой в живот. Теперь уже вместе мы сделали несколько шагов в сторону и, тяжело дыша остановились; голова моя упиралась в ее голый живот, я успел заметить, что кобра наблюдает за нами, шипя от злости и колотя хвостом о плиту. Я снова швырнул в нее камень, но на этот раз промахнулся. Кобра же соскользнула с плиты и, извиваясь, поползла прямо к нам. Я схватил Ямуну за руку и потащил за собой. Но через несколько метров она опустилась на корточки, а я обернулся и увидел, что голова кобры скрылась в дыре неподалеку от нас. Я стоял ошарашенный, все это походило на сон — длинное тело змеи исчезло в земле. Когда наконец, блеснув, скрылся тонкий кончик хвоста, я вдруг почувствовал, что весь вспотел, моя набедренная повязка насквозь промокла.