«Осень в горах» Восточный альманах. Выпуск седьмой. - [132]
С противоположного берега ветер принес запах гнили. Он спутал длинные волосы Ша–мэй, и одна прядь упала ей на лицо. Ша–мэй остановилась, переложила сверток из правой руки в левую, державшую парусиновую сумку с продуктами, поправила растрепавшиеся волосы и посмотрела туда, где стояла сбитая из досок хижина с островерхой крышей, сверху прикрытой зонтообразными кронами деревьев, которые раскачивались под порывами ветра.
Ее беспокойство усилилось. Она надеялась вернуться пораньше домой, быстро приготовить ужин и сбегать к сестре за ребенком, чтобы до дождя успеть в больницу. Еще утром в школе она прочитала в газете небольшую заметку о том, что в годы войны какой–то врач изобрел замечательное лекарство от чахотки. Автор статейки, всячески расхваливая чудесные свойства снадобья, между прочим сообщал, что в скором времени оно должно появиться в Сингапуре. Счастливая весть! Надо обязательно рассказать А–даю, мужу.
Она быстро преодолела отмель, и ей осталось лишь обогнуть заливчик, за которым находился ее дом. У дверей она с удивлением заметила двоюродную сестру, а рядом с ней своего четырехлетнего сына А–хэя. С тех пор как Ша–мэй устроилась работать в школе, она каждый день отводила мальчика к сестре, которая жила на городской улице. Сестра, обремененная заказами на шитье, приводила ребенка редко и только в исключительных случаях, обычно за ним ходила сама Ша–Мэй.
Сердце Ша–мэй тревожно забилось. «Почему она сама привела малыша? Неужели что–то случилось с А–Даем?» Ей стало страшно, и она невольно замедлила шаги, боясь, что дурное предчувствие подтвердится.
— Мама! Мама! — закричал малыш. Спотыкаясь, он бросился навстречу матери и схватил ее за руку. — Дай конфетку!.. Конфетку хочу!
Подняв сумку повыше, Ша–мэй подбежала к вставшей ей навстречу сестре и сделала приветственный жест рукой. Во взгляде, обращенном к сестре, застыл выражение напряженности, за которой угадывался вопрос: «Почему ты пришла? Что случилось? Ну отвечай же скорей!»
— Заждалась я тебя… Почему ты сегодня так поздно? Есть важная новость. Пойдем в дом! — В голосе сестры слышалось волнение.
Когда они вошли в дом, сестра сказала:
— Сун–шэн вернулся! — голос ее прозвучал торжественно и сурово.
Сказала всего лишь короткую фразу, но Ша–мэй казалось, будто ее ударили тяжелой палкой по голове. В широко раскрытых глазах застыли ужас и удивление.
— Не может быть! — Ша–мэй ушам своим не верила.
— Точно говорю! Он возвратился.
В полдень, когда сестра развешивала белье, кто–то ее позвал. Она вытерла руки и пошла к лестнице. У дверей стоял мужчина с чемоданом в руке. Увидев его, сестра изумилась так же, как сейчас изумилась Ша–мэй.
— Как он мог вернуться? Это невозможно! — Ша–мэй тяжело опустилась на детский стульчик. Ее испуганный взгляд был устремлен на отмель, которую уже заглатывала темнота надвигавшейся ночи. Расплывчатые очертания недостроенного баркаса и свайных хижин, разбросанных за рекой, были сейчас едва заметны. У моста желтели два пятна от газовых фонарей. Ша–мэй даже не заметила, когда их успели зажечь. — Неужели А–дай меня обманул? Он же сказал, что Сун–шэн погиб! — Она ладонью прикрыла рот и заплакала…
Это случилось четыре с лишним года назад. Однажды на рассвете над городом появилась стая японских бомбардировщиков и на узкие улицы упали первые бомбы. А спустя несколько дней вдруг явился А–дай, который вместе с Сун–шэном плавал на одном корабле. Он пришел один, залепленный с головы до ног грязью, и сообщил страшную весть. Едва судно вышло из Гонконга, разразилась война и судно потопили японцы.
— Спаслось всего пятеро, вместе со мной, нас с трудом выловили в море…
Ша–мэй спросила о муже.
— Сун–шэн? Не знаю, что с ним. Я только видел собственными глазами, как он упал в воду. Может быть, он…
Последних слов Ша–мэй не расслышала, потому что потеряла сознание.
Потом началась оккупация острова. Больше трех лет длился кошмарный сон. Если бы не А–дай, они с сыном наверняка умерли бы с голоду. Человек, как известно, способен ценить ласку и доброту. В конце второго года оккупации Ша–мэй и А–дай стали жить вместе. Она согласилась на это не только из чувства благодарности к нему, А–дай и в самом деле был очень хорошим.
И вдруг такая новость! Она грянула словно гром среди ясного неба.
— Ах, боже мой! Что же мне теперь делать?
Сестра обняла ее за плечи.
— Ну хватит! Слезами не поможешь. Надо что–то придумать!
— Что тут придумаешь? — Ша–мэй душили рыданья.
Маленький А–хэй, испуганно тараща на мать глазенки, разревелся. Мать привлекла его к себе, обняла.
— Горькая наша доля! — Она щекой прижалась к щечке ребенка.
— Вот что я думаю… — проговорила после некоторого раздумья сестра. — Ты ничего не говори ему об А–Дае. Пока тот в больнице, все как–нибудь и уладится.
Сестра не стала ни о чем рассказывать Сун–шэну. Она оставила его у себя и прибежала предупредить Ша–мэй.
— Сколько же можно держать его в неведенье? — прошептала Ша–мэй.
— Трудно сказать… — вздохнула сестра. — Может быть, день, а может, два или три. Но дело не в этом. Главное, оттянуть время, что–нибудь да придумаем!
