Осень сорок первого, или Возвращение осознанной необходимости - [34]

— Юра, да успокойся же, что ты завелся? Не ты один уезжаешь, ничего страшного. Может, выпьешь еще немного? — он поднял пустой графин и, посмотрев на свет, как бы надеясь, что там что-то появится, разочарованно поставил его обратно. — Выпить нечего.

— Сейчас принесут! Коля, принеси нам еще водки! — крикнул он официанту.

— Извините, Юрий Карлович, но Юрий Михайлович, — он кивнул в сторону стоявшего скалой у входа в зал метрдотеля, — сказал Вам больше сегодня не наливать.

— Ну налей Вене, а он меня угостит, — тут же проявил смекалку князь «Националя».

— Извините, но Вениамину Наумовичу тоже велели не наливать.

— Да что же это такое? Почему не наливают мне, члену Союза советских писателей? Вы меня что, не знаете? Я — Юрий Олеша! — маленький мужчина вскочил на ноги и схватил пустой графин.

— Юрий Карлович, дорогой мой, давайте-ка домой, — подхватил его под локоть, перехватывая при этом свободной рукой графин, подошедший метрдотель.

— Ты ничего не понимаешь, Юрий Михайлович! А мне завтра в Ашхабад уезжать! Может, я не вернусь оттуда! Налей нам срочно! — не успокаивался член Союза советских писателей.

— Ничего с Вами не случится в Ашхабаде, Юрий Карлович, вернетесь, мы Вас будем ждать, — метрдотель мягко, но настойчиво подталкивал автора «Зависти», поддерживаемого с другой стороны его товарищем, к выходу.

— Извините за задержку, видите, вот как получается. Хороший же человек, добрый, компанейский, а так случается с ним, — официант кивнул на выходящего на улицу Олешу, который никак не мог попасть рукой в рукав пальто. — Что будете? Рекомендую шницель и картофельный пай [4].

— Хорошо, давайте шницель. Кофе есть?

— Кофе есть.

— Два маленьких двойных [5], — обрадованно сказал Андрей. — Извините, а можно с собой взять? Я заплачу.

Выложенные на стол две десятки послужили неплохим залогом успешных переговоров и Андрей через сорок минут ушел из «Националя» с довольно-таки увесистым пакетиком кофейных зерен в кармане.

В коммерческом, где полки пустели день ото дня, а цены уверенно ползли вверх, Андрей набил рюкзак крупой и тушенкой, сверху положив килограмм шоколадных конфет и отправился на Шаболовку.

Настя сидела дома одна. В квартире из пяти комнат заселенными осталось три, включая и Елену с Настей, но соседки, которых Андрей видел накануне, уехали на рытье противотанковых рвов.

— Мне тут скучно, дядя Андрей, — заявила она прямо на пороге, после того как открыла дверь, прогремев цепочками и замками. — Вы с дядей Мишей меня бросили, мама целый день на работе. Даже книжку мою забрали.

Из Настиных глаз полились слезы. Андрею стало жалко эту несчастную девчонку, которая вынуждена целыми днями сидеть дома. Школы работали с пятое на десятое, большей частью занимаясь тем, что вывозили учащихся в эвакуацию. Туда уже отправились все ее не только подруги, но и мало-мальски знакомые.

— Тебе что мешало попросить у мамы разрешения и поехать к нам? Там бы хоть с Бубликом время проводила. И книжка твоя там. Сюда я ее не отдам, ты это прекрасно понимаешь. К тому же, я думаю, не сегодня, так завтра вам можно переехать к нам. И даже нужно. Всё, успокоилась? Давай разбирать продукты.

— Конфеточки мои, — зачарованным голосом прошептала Настя, прижимая к груди пакет со сладостями. — Это нам всё? Спасибо тебе, дядя Андрей.

— Настя, всего две недели прошло с тех пор, как ты прекратила объедаться этими своими конфеточками, а причитаешь над ними, будто годы прошли. Другие дети о таком и не мечтают. Давай сюда, я спрячу и попрошу твою маму давать по одной штуке в день.

— Ты жестокий, дядя Андрей. Так с детьми нельзя. Слушай, а ты теперь поженишься на моей маме? Вы же встречаетесь? Ты будешь жить с нами? Мне тебя как надо называть будет: папа или дядя Андрей? — Настя засыпала его вопросами, на которые Андрей не то что ответа не знал, а даже не задумывался об этом.

— Настя, подожди, успокойся. Тебе не кажется, что эти вопросы мы должны решать не с тобой, а с твоей мамой? И конфеты сюда давай, я о них не забыл.

Разобравшись с продуктами и разложив их по шкафам и полкам, Настя спросила у Андрея:

— Сегодня хоть чай попьем? С конфетами?

— Ну давай, ставь чайник, одну конфету я выдам.

— Ради такого дела, дядя Андрей, давай мне две конфеты!

— Какого такого дела?

— Тебе, дядя Андрей, об этом знать нельзя. Давай конфеты, не жмотись!

— Ну держи, раз такое дело.

— Давай, я остальные в шкаф положу.

— Э, нет, подожди, так не пойдет. — Андрей высыпал конфеты из пакета и сосчитал их. — Дай мне карандаш.

— Это ты что задумал, дядя Андрей? Что это ты пишешь? — с возмущением спросила Настя, глядя как он выводит на пакете цифры три и восемь.

— В пакете тридцать восемь конфет. Мама твоя выдаст тебе конфету и запишет остаток, чтобы никакие серые мышки и хитрые девочки конфеты втихаря не таскали.

Разочарованию Насти не было предела, так что когда Андрей пошел встречать Елену, она даже не попрощалась с ним.

Радость от предстоящей встречи заставила Андрея по другому посмотреть и на стены Донского монастыря, и даже на ограду Донского кладбища, они казались ему милыми и привлекательными [6]. И дорога с выбоинами в асфальте не раздражала. И лужи. Ничего не раздражало. И война казалась далекой и ненастоящей, проходящей где-то далеко и не взаправду. Зато есть настоящая Лена, хорошая, замечательная Лена, с которой он сейчас встретится, и будет разговаривать, и они пойдут домой, и она возьмет его под руку и прижмется к нему на ходу, и он уже ощутил тепло, исходящее от ее тела, запах ее волос. Так что когда к нему подошла Дарья, он даже не сразу услышал, что она ему говорит.