Осень сорок первого, или Возвращение осознанной необходимости - [23]

— Как это: кончится? — спросил Бах. — Войну проиграем?

— Нет, сами просрем, без войны. И еще о войне. Потери Советского Союза во второй мировой войне составили около двадцати семи миллионов человек.

— Сколькооо? — протянул Энгельгардт.

— Двадцать семь миллионов, — повторил Михаил. — Как вам такой исторический экскурс?

После окончания беседы, когда Энгельгардт провожал их к выходу из здания, Андрей сказал ему:

— Владимир Александрович, одна просьба.

— Да, Андрей Григорьевич, слушаю Вас.

— В этой нашей группе я хотел бы видеть вот этого человека, у меня здесь данные записаны. Это фармаколог из Института экспериментальной медицины, Елена Сергеевна Трухачева. Они сейчас где-то в эвакуации. Хотелось бы видеть её здесь.

____________________________________________________________________

[1] Как и многие ученые до него (и многие после), Энгельгардт женился на своей аспирантке. Впрочем, профессор был старше жены всего на три года, поженились они только после защиты, а Милица славилась не только красотой, но и умом и прожили они вместе (и проработали) долго и счастливо, пока смерть не разлучила их.

[2] Целый Ананас И Кусочек Суфле Сегодня Фактически Мой Обед — мнемонический прием для запоминания последовательности реакций в цикле Кребса (суровая штука, без которой биохимию сдать весьма проблематично).

[3] Зинаида Виссарионовна Ермольева — мама советского пенициллина. Рассказы попаданцев про плесень, растущую на узбекских дынях и выкраденных у Флеминга из-под подушки чашках Петри с культурой грибка — не более чем легенда. Всё было совсем не так, но работу она вместе с коллективом, ею возглавляемым, провела титаническую.

[4] Если кто не помнит, Александр Беляев — один из основоположников советской фантастики, отечественный Жюль Верн. Про человека-амфибию как раз он и написал.

[5] Несмотря на то, что именно работа Розалинды Франклин привела Уотсона и Крика к их нобелевке за открытие ДНК, ей премия не обломилась, потому что к моменту присуждения она умерла.

[6] А.Н. Бах — основоположник отечественной биохимии, до самой смерти в возрасте почти 90 лет руководил созданным им Институтом биохимии. На момент описываемых событий — 85 лет деду настучало, но на работу академик ездил вовсе не штаны просиживать.

[7] А.А. Баев — ученик и друг Энгельгардта, в описываемое время отбывал срок в Норильске.

Глава 8

А вечер, ставший ночью, мирно дремлет,

Оглажен ласковой рукой

03 октября 1941 года

За две недели Андрей с Михаилом освоили профессию фотолаборантов. Кроме них фотографировать, проявлять пленки и печатать фотографии, оказалось просто некому. Энгельгардт привез из дома фотоаппарат «Лейку» и фотоувеличитель, Михаил соорудил из подручных материалов штатив и за несколько дней они напечатали несколько сотен, если не тысячи фотографий. От длительной возни с проявителем и закрепителем руки начали шелушиться и смазывание их вазелином помогало не особо эффективно. Сумку с фотографиями отвозили Владимиру Александровичу раз в три дня по очереди, назад тащили ту же сумку с расходными материалами. Пленки и химикаты для проявки профессор реквизировал в Институте биохимии, но запасы там подходили к концу. Прогрессорство могло заглохнуть по техническим причинам.

Никита Борискин выполнение своих обещаний в долгий ящик не откладывал. Керосинщик принес керосин и бидон с ним теперь густо пах в сарайчике. Тамара Михайловна, молчаливая женщина лет пятидесяти, за два дня навела порядок в доме и в саду и утащила в стирку кучу одежды, а после коротких переговоров, удовлетворивших обе договаривающиеся стороны, согласилась за смешные, по сути, деньги, вести хозяйство, чем успешно и занималась.

Жизнь потихоньку налаживалась.

В четверг, первого октября, фотобумага кончилась. В субботу организовали вечеринку в саду. Идея позвать соседей, чтобы познакомиться, умерла в зародыше: в окрестных домах за две недели, прошедших после того, как они поселились, никого не осталось. Мясо для шашлыков принесла из деревни Тамара Михайловна. Вино и коньяк купил Андрей в коммерческом магазине, когда отвозил в Институт биохимии фотографии. Вместо мангала шампуры, нашедшиеся в кладовке, положили на кирпичи и позвали Борискина. Тот поначалу отнекивался, но больше для порядка, а потом пошел с Михаилом на Верещагина, двенадцать. Сели в саду, у импровизированного мангала, где к их приходу Андрей уже заканчивал жарить шашлыки. Никита оказался очень восприимчив к алкоголю и сдался после второго стакана красного сухого.

— Вот ты, Миша, ты же в гражданскую воевал? А я воевал. Вот Андрюха, он молодой, он вряд ли захватил, а ты же должен, — он пьянел на глазах и речь его становилась всё более бессвязной.

— Мне, Никита, о том говорить нельзя, так что прости, не будем об этом, — Михаил поддерживал разговор, надеясь, что председатель отстанет.

— А мы, Михайла, на Украине, ох, повоевали, там, знаешь, пришлось. Мы там с Никифором Александровичем [2], мы их всех, и немцев, и Скоко, как его, падского, этих да, и французов лупили, и румынов лупили, а потом и этих тоже, — Никита захихикал и, наконец, замолчал. Пьяный до изумления председатель правления заснул прямо за столом, с шампуром в руках.