Осень на Шантарских островах - [27]

Потом одна из них, курносая, совсем еще подросток, с мозолистыми рабочими руками, которые она, словно стесняясь, все время прятала от света, взволнованно переспросила:

-- Значит, вы почувствовали, что сюда надо придти?

-- Словно мне голос внутри сказал: иди, -- ответил плотник.

Девушка оглянулась по сторонам.

-- Это он к Варе пришел, -- сказала она.

-- К кому? -- спросил плотник.

-- Женщина одна, ей в нашем общежитии комнату дали... Ваш ребенок сейчас у нее...

-- А что она?

-- У нее сын недавно умер в больнице...

-- Заболел? -- спросил плотник.

-- Кто его знает... -- Девушка замялась. -- У нее все дети умирают, рождаются и умирают... По-женски у нее неладно. Ей родить запретили, а она рожает...

-- Муж очень хочет ребенка...

-- В море он...

-- Ребенок умер, а она все молоко сцеживает...

-- Как в тумане живет...

Пришла Лизка.

-- А где мальчик? -- спросили у нее.

-- Припал к груди, не оторвется... -- сказала она со злостью, не глядя ни на кого.

-- А Варька?

-- Что Варька?.. Кормит его...

-- Папаша... -- разволновалась курносая девушка. -- Послушайте меня: оставьте вы ей ребенка! Мы ничего никому не скажем, а муж придет -подумает, от него... -- с воодушевлением развивала она свою идею. -- Вот счастье у них будет какое! Папаша, сделайте счастье человеку!

-- Катя, сдурела ты? -- ответили ей. -- Как он своего ребенка отдаст... Что ты говоришь?

-- А какое бы счастье было! -- повторяла она, не слушая никого.

В дверь постучали.

-- Идите, -- сказала плотнику Лизка, -- это она... -- И у дверей вдруг остановила его за руку. -- Вы ничего плохого не думайте, -- торопливо заговорила она. -- Этот официант сволочь, таких давить надо... А с парнем этим у меня ничего не было -- только посидели в темноте... Скучно сейчас здесь, а скоро клуб построят, молодежь приедет, скоро весело будет...

-- Я понимаю, -- ответил плотник. -- Хорошего человека не сразу разглядишь...

Он вышел.

-- Ваш мальчик? -- спросила женщина. -- Берите... Спит он, пусть будет здоровенький.

-- Спасибо вам, -- начал плотник. -- Я вам селедки хорошей пришлю... Или, может, денег, так я...

-- Не надо, -- сказала она, и он почувствовал, что она улыбается. -Вам спасибо... Мне, может быть, надо было, чтоб он вот так... Вот накормила его, и все. Теперь и на работу можно идти, правда?

-- Правда, -- согласился плотник. -- Как же без работы?

Плотник вышел на улицу и шел до пристани не останавливаясь -- гроза освещала дорогу. Когда он спускался с дамбы, то вдруг услышал какой-то топот позади и посторонился, пропуская мчавшихся лошадей. Они неслись по морскому берегу, спина к спине, и в грохоте грома он еще долго слышал стук копыт на дороге...

"Убегли с судна", -- подумал плотник, но не почувствовал раскаяния в душе.

На душе у него было спокойно.

ЛОШАДИ В ПОРТУ

В проливе было темно, лил дождь, и задувал сильный северо-восточный ветер -- самая что ни есть хорошая погода для ловли каракатиц. Я сидел на корме лодки -- румпальник был привязан к ноге -- и орудовал рогаткой, забрасывая блесну как можно дальше под ветер, а в левой руке я держал фонарь и светил им на воду. В воде мелькали длинные плоские сайры, они служили хорошей приманкой для каракатиц, которые вслед за ними поднимались из глубины на свет. Каракатицы проносились, выталкивая из себя струю воды, -словно реактивные снаряды. Около сотни моллюсков уже лежали в лодке -- их грушевидные тела со щупальцами содрогались, испуская черную жидкость; все руки у меня были вымазаны ею...

Прямо передо мной горели отличительные огни дока, который стоял на рейде за брикватером, а дальше, у выхода гавани, я видел световые сигналы брандвахты -- она запрашивала позывные входящих судов, а за спиной у меня был берег в редких огнях, по которому проступали белые вольеры звероферм и грузовая пристань. С пристани доносилось испуганное ржанье лошадей, но самих лошадей я не видел -- их закрывали от меня стоявшие у причалов пароходы.

На доке отбили склянки -- оставалось два часа до полуночи, но я продолжал ловить, поскольку знал, что пивной ларек на пристани закрывается в третьем часу ночи и я еще успею сдать туда свой товар. Насчет жены и ребятишек я не беспокоился -- они ожидали меня к утру, погода, как я говорил, стояла будто по заказу, и, хотя я устал и продрог на ветру, настроение было подходящее, и только крики лошадей беспокоили меня... "С чего бы это они? -- размышлял я. -- Может, учуяли какую-либо беду?.." И только я успел так подумать, как лодку сильно подбросило, едва не порвало якорный линь, а голубенькое здание конторы на пристани покосилось у меня на глазах и снова приняло надлежащую форму... "Эге, так это же не иначе как землетрясение!" -- догадался я и скоренько смотал снасть, втянул в лодку якорь и направился к берегу.

Когда я с корзиной, доверху наполненной каракатицами, взобрался на причал, то мне показалось, что никакого землетрясения и не было в помине: земля была спокойна под ногами, на пристани шла обычная работа, и люди вели себя так, как им положено было вести, только лошади кричали по-прежнему... Их грузили на пароход, проводя через нефтеналивную баржу, -- суда стояли впритык бортами. Каждую лошадь сопровождали по два матроса: один шел впереди, ухватившись руками за холку, второй поддерживал лошадь сзади. Погрузка эта отдаленно напоминала шествие подвыпивших приятелей, возвращавшихся с поздней гулянки. На палубе парохода, в наспех сколоченном из жердей загоне, лошади сбились в кучу, раздувая ноздри, налезая друг на друга, -- странно маленькие и серые под дождем, в свете фонарей.