Осень и Ветер - [64]

— Вечером в ресторан, — целуя меня в висок, говорит Ян, и уходит, на ходу снимая рубашку.

Что такое любовь, в сравнении с благодарностью?

«Ты выйдешь за меня замуж, Ева, потому что кто-то должен стать твоей семьей», — сказал он в тот день.

У меня не осталось никого: Маришка ушла в Облака, а Вероника… Она моя единственная родная кровь, но она даже не пришла на похороны. И с тех пор мы больше не виделись, не созванивались и не обмолвились и словом. Мне кажется, Ника до сих пор винит себя в том, что случилось в тот день, хоть я не сказала и четверти слова упрека.

Во всем, что случилось, всегда была и буду виновата лишь я.

Через несколько дней после того, что случилось, Андрей выпал из окна. Все говорили, что несчастный случай, ведь следов насилия так и не нашли, но я никогда в это не верила. Такой человек, как Андрей, никогда бы не поставил чужую жизнь и сожаление о ее потери выше собственной. И я никогда не корила себя за то, что его уход подарил мне каплю облегчения.

А Ветер…

Мы просто потеряли друг друга. Я не хотела ему звонить, потому что тонула в своем горе и, как могла, держалась наплаву. Телефон был у Яна — единственного человека, который оказался рядом в тот момент, и он оберегал меня от десятков сожалений, от бессмысленных попыток утешить банальным «бог дал — бог взял». Когда я узнала, что беременна, я вернула свой телефон, но последние звонки и сообщения от Ветра были еще до Дня рождения Маришки. А на мой звонок ответил автоответчик: «аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Я никогда не винила его в том, что произошло, знала, что он сделал все, что только мог сделать живой человек. Но потерять Наиля тогда было… правильно. Даже если бы мы смогли смотреть друг другу в глаза, мы бы делали это сквозь призрак Марины.

Я присаживаюсь перед Хабиби на колени и потихоньку снимаю с кукол все мелкие детали. Смотрю на горстку крохотной обуви и бус в кулаке — и вижу на ладонях влажные капли слез.

Я больше не плачу до боли.

Я учусь жить заново с ампутированными крыльями.

Вечером, как Ян и обещал, мы выбираемся в ресторан. Хабиби остается дома с двумя няньками, десятком охранников и присмотром камер наблюдения. Наш дом — наша крепость, и Ян принял поистине беспрецедентные меры безопасности. И все же… Я звоню Любе сразу же, как он помогает мне выйти из машины.

— Все хорошо? — мой единственный вопрос.

— Мы покушали, — хлопочет Люба и я слышу на заднем фоне бормотание Хабиби.

— Снова читает? — улыбаюсь я.

У моей Хаби это любимая игра — водить пальчиком по строчкам и делать вид, что читает.

— Читает, — смеется Люба. — Отдыхайте, у нас все хорошо.

Я прячу телефон в сумочку, беру мужа под руку, и мы идем к двери. Обычно Ян выбирает более тихие места, и ближе к нашему дому, но сегодня он явно в ударе, потому что новый ресторан уже успел наделать шумиху во всех социальных сетях.

Я на минуту останавливаюсь, моргаю, потому что до сих пор не могу привыкнуть к контактным линзам. После того дня, у меня упало зрение, и как я ни пыталась делать вид, что вижу так же хорошо, от необходимости носить очки убежать не получилось. Но для вот таких «выходов в свет», пользуюсь их невидимой заменой.

— Ян… — слышу голос над головой. — Где бы мы еще увиделись.

Я вскидываюсь, как рыба из полыньи, в секунде гибели без кислорода.

Наверное, выгляжу глупо, моргая снова и снова, пытаясь убедить себя в том, что вижу не плод своего богатого воображения, и этот голос — лишь слуховая галлюцинация.

— Наиль, — как-то слишком холодно отвечает муж. Совсем не так, как должен бы приветствовать старого друга.

Я поднимаю взгляд вверх по безупречно отглаженным стрелкам на черных брюках, выше, на рубашку цвета «марсала», по дорожке пуговиц на рубашке цвета «марсала», по не застегнутому пиджаку. Выше, туда, где в вороте видна шея и выпуклый бугорок кадыка.

Выше, выше, словно скалолаз на отвесную скалу и без страховки.

Это мой Ветер. Его карие глаза под длинными черными ресницами, его чуть-чуть крупный нос, его губы и бородка.

Нет, не мой Ветер. И никогда моим не был.

Это — Наиль Садиров, человек, чье имя я пару раз слышала в новостях. Бизнесмен, меценат и, как говорят, не последний голос в мире очень больших денег и дел, о которых лучше не говорить вслух.

И для меня он — совершенно чужой.

Холодный темный взгляд скользит по моему лицу, задерживается на глазах и, как в день нашей первой встречи в той, другой жизни, запутывается в моих волосах.

«Кто ты и что сделал с Ветром?»

Глава тридцатая: Ветер

Судьба, сука, меня снова все-таки догнала.

— Ты помнишь Еву? — спрашивает Ян. — Моя жена.

Даже не пытаюсь вежливо улыбнуться. Я просто теряюсь в ее волосах, оглушенный и обездвиженный воспоминаниями о том, как перебирал их пальцами, как засыпал, уткнувшись носом в подушку, вдыхая их запах.

— Ева? — Безразлично повторяю имя, перевожу взгляд на бывшего лучшего друга. — Поздравляю.

Мы с Яном обмениваемся рукопожатиями, и если я хоть немного помню этого придурка, он сейчас очень сильно на нервах. Как будто знает о нашем с ней прошлом то, чего знать не может.

«Мы с Евой решили пожениться. Она ждет ребенка»,