Осень и Ветер - [59]

Я рассказываю о том, как впервые ударил так сильно, что Али, наконец, упал. Осень уже уснула и вряд ли слышит хоть слово, но сейчас мне уже не замолчать. Пусть она не слышит, но на эту мрачную сказку уже сползлись другие слушатели: призраки обид и демоны злости. Встречаю их, как старых знакомых. И говорю, говорю, пока не начинаю кровоточить.

Али был любимым сыном, а я — просто наказанием, которым Аллах пожелал испытать мою мать. И пока брат купался в парном молоке родительской любви, я закалялся в их безразличии. Он слабел, а я становился сильнее. Может, если бы у него был свой «старший хуевый брат», Али бы тоже закалился, но у него было все — и «все» превратило его в слизняка.

— Я уснула? — бормочет Осень, рассеянно хлопая ресницами.

— Минут на тридцать. — Я перебираю пальцами ее волосы, улыбаюсь тому, какой невинной она выглядит в эту минуту. — Хочу, чтобы ты как-нибудь осталась у меня на ночь. Запишу на телефон твой очаровательный храп.

Ее глаза сперва наполняются ужасом, потом, когда я начинаю трястись от беззвучного смеха, недоверием, а потом она наиграно хмурится — и выскальзывает из постели. Закладываю руки за голову и наблюдаю, как Осень одевается, хоть это и чертовски плохая идея, потому что стоит ей расправить резинки чулок на своих восхитительных ножках — и мне снова остро необходимо оказаться в ней.

— Я закрою, не вставай, — говорит она, целуя меня на прощанье.

Киваю, но в тот момент, когда Осень идет к двери, в моей груди появляется ноющее чувство отчаяния. У нас все хорошо. У нас все почти идеально на этой стадии, так откуда же взялась странная тоска, как будто я больше никогда ее не увижу?

Выбираюсь из постели, подхожу к окну, чтобы провести взглядом машину.

И тревога только усиливается.

Глава двадцать седьмая: Осень

Суббота, шесть вечера — и праздник в самом разгаре.

Дети — а их тут десятка два — носятся по площадке, играя в пиратов и моряков, разукрашенные «татуировками» Веселых Роджеров и скрещенных костей. Маришка, запыхавшись, останавливается, чтобы поправить треуголку, которая ей немного велика и все время сползает на глаза.

Я быстро делаю снимок телефоном и отправляю Ветру. Он сегодня дежурит, и мы лишь изредка обмениваемся сообщениями, но я пообещала прислать пару фотографий с торжества.

«Маленький Джон Сильвер!», — пишет Ветер через пару минут.

Улыбаюсь и снова поглаживаю экран телефона пальцем. Глупость — давать столько нежности куску пластика и стекла, но мне так хочется. Как хочется и того, чтобы Наиль был рядом, но пока это невозможно, и я рада, что у нас нет никаких разногласий насчет скорости, с которой развиваются наши отношения.

Вчера я немного схитрила. Вытащила его погулять под предлогом покупки подарка для Маришки. Просто хотела побыть с ним вместе за пределами стен его квартиры и чуть не запрыгала от радости, когда он запросто согласился. Подарок для Маришки был заказан еще месяц назад: дочка давно просила «маленького льва», так что пришлось озаботиться поисками хорошего питомника мейн-кунов. Сегодня я встала в четыре утра, чтобы съездить за трехмесячным котиком серебристого окраса по кличке Орфей. Визг Маришки оглушил, кажется, не только нас с Любой, но и жителей соседних домов. И, само собой, Орфей сразу же превратился в Фея.

Я отвлекаюсь, потому что охранник осторожно трогает меня за плечо и шепотом говорит, что снова пришел «тот мужик». Сразу понимаю, что Андрей и беру минутную паузу, чтобы подавить волну злости. Знала весь, что не просто так он затих и столько дней не давал о себе знать, но была уверена, что Андрей даже не помнит, когда День рождения у его дочери. Надо же, помнит. И, скорее всего, протаскал какой-то жутко пафосный и почти наверняка бесполезный подарок, который служит лишь одной цели — в денежном эквиваленте выразить всю силу его отцовской любви.

Не будь здесь столько народа, я бы просто сказала вытолкать Андрея вон и не подпускать к клубу ни на шаг. Но он запросто может устроить скандал.

Выхожу — и окунаюсь в чувство дежавю.

Мы ведь уже разговаривали вот так: Андрей за дверями моего клуба, с порцией претензий, обид и желания получить Марину любой ценой. И тогда я дала понять четко и ясно, что не собираюсь потакать его капризам, но он, как избалованный мальчишка, снова и снова лезет напролом. Не сомневаюсь, что он не принес ничего нового, кроме еще одной попытки сперва воззвать к моей совести, потом надавить на жалость и, если не получится, покрыть упреками в том, что во всем и всегда с самого начала была виновата только я. В прошлый раз ему почти удалось уничтожить мою уверенность в своей правоте, но сегодня я не поддамся на провокацию. Я теперь с моим Ветром, а раз он может противостоять демонам прошлого, то и смогу дать отпор.

Андрей принес огромного плюшевого медведя и сейчас держит его одной рукой, второй протягивая мне букет роз. Намеренно скрещиваю руки на груди, всем видом давая понять, что цветы он может деть куда угодно — я все равно не возьму. Андрей щурится, а потом швыряет букет в стоящую неподалеку урну. Демонстративно делает это грубо, резко, так, что со стеблей отлетают листочки. Жаль, цветы-то ни в чем не виноваты.