Осень и Ветер - [35]

Вот и сейчас, глядя на Андрея, в голове остается только одна мысль: кто ты такой? Что за мужчина скрывается под маской моего идеального Андрея?

— Не молчать, Андрей. Ты мог хотя бы не молчать.

— И поставить под удар нашу семью?

— Только не нужно этой жертвенности в голосе, — огрызаюсь я. — Как будто тебя на аркане завели в стойло, как племенного жеребца. Когда люди создают семью, велика вероятность, что спустя пару лет их семья станет больше.

— В семье, Ева, люди принимают решения вместе, а не «мы подумали, и я решила». Ты всегда все решала, и, — Андрей окидывает меня многозначительным взглядом, — теперь ты полностью в своей стихии.

Его слова ранят так сильно. Это словно быть брошенной в серную кислоту и со стороны наблюдать, как едкая дрянь разъедает все то хорошее, что я сохранила в память о нашей прошлой жизни. А этого немало. Андрей что-то говорит, но вместо него я вижу просто тень, облепленную, словно газетной бумагой, нашими общими обидами, невысказанными словами, незаконченными разговорами. И эта тень с цинизмом мясника плещет мне в лицо все новые и новые порции убийственной правды. Его правды.

— Я хотел секса, Ева! Да, пока ты носилась со свей тяжелой беременностью, я пытался делать вид, что все нормально и мне вполне комфортно в двадцать восемь лет быть мужиком, которого по несколько недель не подпускают к постели. Я никогда тебе не изменял до того дня.

— Ждешь похвалы? Медаль за отвагу и мужество? — Усталость от прошлого накрывает меня с головой.

— Жду понимая, хоть какого-нибудь.

— Прости, но отпущения грехов лучше просить у тех, кто занимается этим профессионально, а не у эгоистичной дилетантки.

Я ерничаю, упиваюсь цинизмом, ведь иначе просто сорвусь и наговорю куда более грубых вещей.

— Ты совсем не изменилась, — отступая, говорит он. Рассматривает меня с видом человека, знающего какой-то лишь одному ему известный секрет. — Ты все та же эгоистичная Ева, которая делала лишь то, что укладывалось в рами ее понятия о правильном и неправильном.

— Люблю постоянство.

— Ты очень любишь себя. Ты не любишь людей, Ева, ты любишь то, как ты в них отражаешься. А кривые зеркала просто выбрасываешь. Но имей в виду: я найду способ видеться с дочерью, хочешь ты того или нет. Я не стану твоим кривым зеркалом.

Последнее, что я помню: звук пощечины, поставившей точку в нашем странном разговоре. Пощечину — и синие глаза Андрея, в которых не было ничего, кроме обещания превратить мою жизнь в кошмар.

Глава семнадцатая: Осень

— Все в порядке? — спрашивает Ян с обеспокоенным видом и протягивает руку через весь стол, чтобы осторожно сжать мою ладонь. — У тебя руки ледяные.

Не знаю, есть ли между этим какая-то связь, но после того разговора с Андреем я чувствую себя из рук вон плохо. И моя температура держится в районе тридцати шести градусов, хоть при этом меня почти постоянно колотит озноб. Даже пришлось подыскивать на время человека, который бы садился за руль, потому что сама я просто не в состоянии.

Четверг, половина третьего дня. Вторые сутки после того, как Андрей снова вторгся в мою жизнь, на этот раз с огромной кувалдой, и практически вдребезги разбил мою уютную ракушку. Я чувствую себя совершенно голой, беспомощной, как выброшенный на берег необитаемого острова кит, и нет ни единой живой души, которая могла бы мне помочь.

Но я улыбаюсь, и даже успешно играю все ту же счастливую и довольную жизнью Еву. Ведь о чем мне грустить? Тематический вечер прошел удачно, в интернете куча хвалебных отзывов и «Меланхолия» еще немного подняла планку своего престижа. Я успешная деловая женщина, я сильная личность и замечательная мать. Я нравлюсь сидящему напротив умопомрачительно красивому богатому мужчине, который, кажется, всерьез намерен взять меня штурмом и даже приготовил веревочную лестницу из цветов, по которой будет взбираться на стены моего безразличия.

Это все — Ева Шустова.

А я… Я просто кит на берегу и с каждой минутой мне все тяжелее дается каждый вздох.

После разговора с Андреем, я написала Ветру, что не смогу забрать его подарок, и он может вернуть его, если хочет. В ответ получила сообщение о том, что не в его правилах переигрывать и не случится ничего страшного, если я заберу подарок завтра или в любой другой удобный для меня день. Длинное, спокойное сообщение. Безликое, сухое, как деловая переписка. И после него — тишина. Не пишу я, молчит он.

— Просто неважно себя чувствую, — говорю с натянутой улыбкой. Мне приятно его беспокойство. Действительно приятно, ведь Ян единственный человек в моем окружении, который никак от меня не зависит, и о котором мне не нужно заботиться.

— Тебе нужно больше отдыхать, Ева, — говорит он, пытаясь переплести свои пальцы с моими.

Я правда пытаюсь найти в себе хоть каплю желания ответить на его нежность искренностью. Но все-таки медленно освобождаю ладонь. Мне не нужен физический контакт.

— Последние дни такие тяжелые, — говорю я, наблюдая, как ладонь Яна медленно скользит по столу, а сам он откидывается на спинку стула. — Не принимай на свой счет.

— Ева, что ты как маленькая? Я могу помочь решить практически любую твою проблему. Ну, разве что если она не касается летящего в нашу сторону метеорита, но в таком случае, боюсь, помочь тебе сможет разве что господь бог.