Осень - [48]

— А по-моему, я все-таки сделал открытие! Не так-ли?

— Правильно, — вмешалась развеселившаяся Шу-хуа. — Только, значит, и я и ты тоже эгоисты?

Цзюе-минь собрался было что-то сказать, но снаружи донесся голос:

— Чему это вы так радуетесь?

Вошел Цзюе-синь. «Ну, сегодня работать больше не придется», — подумала Цинь, чуть-чуть нахмурившись.

— Да вот, Цзюе-минь говорит, что мы все эгоисты, — сразу же без всяких предисловий ответила Шу-хуа.

— Почему эгоисты? Я что-то не понимаю, — с недоумением произнес Цзюе-синь, подходя к столу.

— Садись на мое место, Цзюе-синь. — Цинь встала, собираясь забрать английскую книгу, тетрадь и исписанные листы, что были под ними.

— Сиди, сиди. Не беспокойся, я скоро уйду, — вежливо остановил ее Цзюе-синь.

— Я перенесу твою книгу, ладно? — предложила свои услуги Шу-хуа, протягивая руку. Не успела Цинь помешать ей, как та уже взяла книгу и тетрадь; несколько листков бумаги выпало у нее из рук и рассыпалось по полу. Цинь покраснела и, нагнувшись, начала подбирать их.

— Давай я соберу, — и Цзюе-минь, быстро встав со своего места, начал помогать сестре.

— Прости, Цинь. Я. кажется, рассыпал твои бумаги? — чувствуя себя виноватым, проговорил Цзюе-синь, в свою очередь нагибаясь, чтобы собрать листки. Видя, что он поднял одну страницу, Цинь быстро протянула за ней руку. Но он уже успел посмотреть на написанное. — Пишешь школьной подруге? — спросил он, передавая ей листок.

Цинь что-то пробормотала в ответ. Шу-хуа бросила на нее подозрительный взгляд, догадываясь, что это статья в еженедельник. Украдкой взглянув еще раз на Цинь и Цзюе-миня, она почувствовала, что не ошиблась в своих предположениях.

— Это моя вина, я слишком неловка, — извиняющимся тоном проговорила Шу-хуа. — Я доставила тебе лишние хлопоты. Хорошо еще, что пол не сырой.

— Ничего, ничего, я сама растяпа. Все в порядке, — повторяла Цинь, стараясь увести разговор в сторону от злосчастного письма. Но у Цзюе-синя тоже появилось сомнение; он понял, что Цинь писала статью.

— Садись, Цинь. Занимайтесь себе своими делами, я вам мешать не буду. — Цзюе-синь отошел от стола и уселся на край кровати, поставив ноги на скамеечку. — Я посижу здесь немного, что-то мне грустно.

Остальные тоже сели.

— Да у нас нет никаких дел, — небрежно бросила Цинь, думая о неоконченной работе и в то же время сочувствуя одиночеству старшего брата. Она надеялась, что он уйдет, и не могла удержаться от намека: — Мы с Цзюе-минем занимаемся английским.

— Это неплохо; я вижу, вы стараетесь, — рассеянно ответил Цзюе-синь, думая, однако, о другом. Зачем он сказал это — он и сам не знал.

— Ты смеешься надо мной. Разве я такая уж старательная? — смутилась Цинь. Вдруг она услышала какие то звуки и умолкла. Прислушавшись, она поняла, что это играет патефон во флигеле напротив; донеслись слова: «… выросла красавицей».

— Дядя Кэ-дин опять заводит патефон, — усмехнулась Шу-хуа.

— Так поздно? — недовольно проговорил Цзюе-синь.

— Вот это и называется эгоизмом, — гневно вырвалось у Цзюе-миня.

— Никак у меня в голове не укладывается, почему они все-таки могут так… — задумчиво начал Цзюе-синь, но оборвал на полуслове, услышав за спиной голос Цуй-хуань, звавшей его. — Только захочешь отдохнуть, а тебя уже зовут, — недовольно бросил он, поднимаясь, и, понурившись, вышел.

Цзюе-минь и Цинь проводили его взглядом, затем оба посмотрели на Шу-хуа. Та поняла, чего от нее хотят.

— Я вижу, вам нужно работать, — мягко обратилась она к Цинь, — не буду вам мешать. Немного погодя я принесу вам еще чаю. — Она улыбнулась, взяла поднос и направилась к двери.

— Нам не хочется пить, не нужно чаю, — отказалась Цинь. — Она теперь молодец, прежде от нее трудно было этого ожидать, — довольным тоном закончила Цинь, глядя вслед уходящей сестре.

— Давай побыстрее проверим письмо. Ведь его еще нужно переписать, — вспомнил Цзюе-минь и поспешно вынул из кармана черновик. — Нельзя терять времени, а то, пожалуй, сегодня так и не успеем переписать.

13

Приближался праздник лета. На вымощенном каменными плитами проходе перед женским флигелем появились еще четыре горшка с гардениями; их белые цветы, спрятавшись в гуще овальных, сочных листьев, распространяли вокруг сладкий, густой аромат. Такие же цветы можно было теперь видеть приколотыми к волосам девушек или к их халатам. Гранатовое дерево, что росло у стены, почти у главного входа, покрылось чудесными рубиновыми цветами.

Все в доме были заняты больше чем обычно. Два вечера подряд Кэ-мин вызывал к себе Цзюе-синя, чтобы уладить все вопросы, относящиеся к празднику. Кэ-мин сильно постарел за последний год и теперь переложил на племянника большую часть дел, которые Цзюе-синь принимал молча и безропотно.

Цзюе-синь должен был позаботиться о том, чтобы были разосланы праздничные подарки всем родственникам и заготовлено все необходимое для праздника (особенно чжунцзы[10]). С помощью Шу-хуа он составлял список младших членов семьи, которым в праздник предстояло получать деньги, и слуг, которые должны были тоже получить в подарок деньги и чжунцзы.

На слуг пришлось составить несколько списков: одни общий по дому и еще несколько, по семьям. Что касается последних, то Цзюе-синь составил списки только для своих слуг и слуг Кэ-мина.