Осень без любви - [6]

Пес повизгивал и не давал наслаждаться утром. Степан ругнулся беззлобно, зашел в дом, взял со стола большой кусок хлеба, вышел опять на крыльцо и, бросив его собаке, снова стал смотреть на заснеженные вершины сопок, на открывающуюся слева от гряды, заросшую кустарником долину реки, тянувшуюся на запад к горам, которых за утренней дымкой не было видно, по которые угадывались там, у горизонта. Хорошо было смотреть на эту осеннюю свежесть земли, ни о чем не думать.

Пес не стал есть хлеб, хотя был голоден. Он только понюхал его и отвернулся, — привык к мясу и рыбе.

— Во, бешеный! Не та, видать, нота, — сказал Степан, зашел в дом и принес кусок колбасы.

Долго не решался он бросить его собаке, опасаясь, что та опять не станет есть. Потом подумал: «Продукт все-таки, чего ему пропадать?» — и бросил. Жалко было пса, который остался жить на перевалочной базе после старого хозяина. На этот раз пес с жадностью набросился на колбасу.

— То-то, голод не тетка, — сказал Степан вслух, и ему стало легче от того, что пес ест.

Степан постоял еще немного на крыльце, вдыхая морозный воздух, вглядываясь в обволакивающие щемящей непривычностью душу дали, и потом зашел в дом, прохладно было стоять в нательной рубахе.

В доме пахло древесной смолой. С далеких дней детства запах этот был приятен Степану, как запах хлеба или полыни, которые он носил в себе с тех уж наполовину забытых дней деревенской жизни.

Степан не спеша убрал со стола оставленную с вечера посуду, растопил большую новую и еще не побеленную, а только обмазанную плиту. Потом решил помыть заслеженный пол.

Мячиков и раньше любил наводить чистоту в собственном жилище. За долгие годы одинокой холостяцкой жизни эта привычка выработалась сама по себе. Теперь же чистоту в доме он наводил с особым старанием и радостью.

Вымыв полы, Степан вышел на улицу и стал осматривать сараи, расположенные метрах и десяти от дома. В первом — маленьком и низком, скорее похожем на землянку, — хранились продукты: галеты, мука, чай, сахар, масло, сухое молоко, кисель в пачках, сгущенка и еще кое-что. Другой сарай, который был шагах в двадцати от первого, построен, как и дом, совсем недавно. Стены из толстых брусьев, крепкая окованная железом дверь, маленькие обрешеченные оконца. В одной половине его хранились колхозные спецовки — кухлянки, меховые шапки, штаны, малахаи, торбаса, кукули, другая же часть была вроде маленького магазинчика. Здесь висело с десяток костюмов старого, уж лет пять назад вышедшего из моды фасона, рубашки, галстуки, три пальто с серыми будто заиндевевшими каракулевыми воротниками, кожаные шапки, поблескивающие тускло, словно солдатские каски, женские платья всех расцветок, размеров и фасонов, кофточки в горошек, туфли на высоких каблуках и кое-что из женской галантереи — чулки, носки, лифчики, пояса и прочая, как говорил, смеясь, Степан, женская упряжь.

Спецовки Мячиков должен был выдавать по ведомости, которую ему прислали из правления колхоза, или по ордерам, а костюмы и прочие вещи, хранившиеся во втором отделении сарая, продавать за деньги, так как это было имущество торговой конторы.

Осмотрев сараи и отметив про себя, какой в ближайшее время нужно сделать ремонт, Степан по широкой тропинке спустился к реке, довольно большой и быстрой. Река несла свои чистые воды на Восток, к морю, гул которого в сильный шторм, говорят, можно услышать даже здесь, на перевалочной базе, расположенной в десяти километрах от него.

На берегу валялись железные бочки, какие-то доски, подпертая в днище чурбаком лежала на боку небольшая деревянная, тщательно просмоленная лодка. Сидения в ней были поломаны, места для уключин разработаны, на дне, у борта скопился песок.

Степан внимательно осмотрел лодку и подумал, что отремонтировать ее нужно побыстрей, потому что без лодки нельзя будет ловить рыбу.

Покурив на берегу реки, Мячиков снова пошел к дому. У крыльца остановился, также пристрастно, по-хозяйски стал осматривать замусоренный двор. «Не та это нота, — думал Степан, — люди будут судить о хозяине по двору».

В доме от вымытых полов было свежо и чисто. Степан разделся у порога, прошел к столу и сел на широкую, длинную лавку. Вчера в сутолоке, беготне, связанной с приемом имущества перевалочной базы, он не успел как следует рассмотреть дом, в котором ему предстояло теперь прожить не один день. Желтые стены еще не потемнели от копоти, на гладких квадратных брусьях мутными капельками выступила смола. Окна небольшие, но света хватало. Потолок обит фанерой, и она под цвет стен желтела празднично и чисто.

Недалеко от печки стояла большая, двухспальная кровать, рядом тумбочка и стул, напротив самодельный шкаф для посуды, у двери вешалка для одежды. Степан не спеша обулся, вышел в сени и стал наводить там порядок.

2

За два десятка лет, прожитых на Чукотке, где только не побывал и кем только не работал Степан Мячиков. Был он на приисках и рудниках, вербовался в старательские артели по промывке золота, ходил в поле с геологами, работал грузчиком в авиапорту, плотничал, шоферил, а недавно работал даже нянечкой в колхозном детском садике по случаю повального заболевания гриппом обслуживающего персонала.