Осажденная Одесса - [45]

Вам надлежит принять первый бросок и высадить десантников на берег… Огнем своей артиллерии подавить огневые точки врага. Канлодка будет служить ориентиром для барказов, идущих с десантом… Катерам быть в дозоре, части катеров следовать с «Красной Грузией» — принимать раненых и оказывать им помощь. Сообщите на «Красный Кавказ», что запаздываете.

— Есть! — бодро ответил Кулешов.

— А теперь в штаб, — сказал Владимирский Жукову. Дорогой все расскажу…

Дав последние указания контр-адмиралу Кулешову, Жуков сел в машину, и мы поехали.

— Было спокойное утро. Полный штиль, — начал свой рассказ Владимирский. — К сожалению, конечно, такая погода всегда чревата неожиданностями.

Крейсера «Красный Кавказ», «Красный Крым» и эсминцы с десантом под командованием Горшкова должны были выходить вскоре после нас.

На переходе все шло без помех. У Тендры сигнальщики доложили: «Видим притопленную канонерскую лодку «Красная Армения», дым, на корабле — никого». Вскоре увидели на воде плавающих людей. Пошли по направлению к ним. Спустили шлюпки. Одна из них доставила на борт краснофлотцев и комиссара канлодки Серова.

Находившемуся поблизости буксиру «ОП-8» я дал приказание идти к канлодке и тушить пожар.

Вскоре мы заметили группу самолетов, идущую по направлению к «Красной Армении», видимо, с целью добить ее. Обнаружив нас, самолеты сменили курс и развернулись. Мы развили ход… — Владимирский горько улыбнулся и, набрав в легкие воздуха, продолжал: — Ничто не помогло. Их было восемь, Ю-87: асы из эскадрильи охотников за кораблями, переведенной сюда из района Средиземного моря. Перестроились в цепочку и, последовательно входя в крутое пике, начали бомбить корабль. На редкость метко. Первые бомбы упали в воду вблизи мостика. Были убиты комиссар корабля Золкин, ваш Иванов, тяжело ранен командир миноносца Ерошенко и легко — я… Мы продолжали вести бой. Но вдруг зенитный огонь резко ослабел: прямым попаданием в корму была уничтожена кормовая зенитная пушка. От повреждений румпельного отделения заклинило руль. Корабль начал описывать циркуляцию.

Отбомбившись, самолеты ушли, а мы оказались в тяжелейшем положении: в носовую часть начала прибывать вода, рулевое управление разбито, но машины и котельные отделения были пока в порядке.

Ничего не оставалось делать, как продолжать двигаться в направлении Тендровской косы. Мы решили так: если не удастся справиться с поступающей водой — приткнемся к отмели, чтобы потом облегчить подъем корабля.

Управлять машинами по телефонам и голосом через расставленных людей было слишком сложно, да могла возникнуть и путаница в передаче команд. Я спустился к палубным люкам в машинное отделение и начал командовать прямо в машины.

Василий Николаевич Ерошенко некоторое время оставался на мостике, но там уже делать было нечего. Жизнь корабля теперь была сосредоточена здесь — в машинах и котлах. И Ерошенко тоже пришел, вернее, приполз на наш новый пост управления, не предусмотренный расписанием.

Сначала крен был небольшой, потом стал постепенно нарастать. Я распорядился, чтобы из кубриков вынесли все койки, расшнуровали и разбросали по палубе пробковые матрасы: если корабль пойдет ко дну, чтобы всем хватило спасательных средств… Это оказалось не лишним.

Самолеты противника больше не появлялись. Корабль медленно, но упорно двигался к берегу. Крен тоже нарастал. Наконец, движение вперед прекратилось. Эсминец мог перевернуться. Машинной команде и вообще всему личному составу было приказано выйти на верхнюю палубу.

Но, несмотря на большой крен — весь правый борт был уже в воде, — корабль не переворачивался и даже перестал крениться: стало ясно, что, осев скулой правого борта, он оперся о грунт; это и удерживало его. Окажись эсминец в таком положении на более глубоком месте — неминуемо перевернулся бы.

С заполнением корабля водой крен стал уменьшаться. Под водой оставались надстройки и часть палубы левого борта, образовавшей с бортом «конек».

Большая часть моряков, используя пробковые матрасы, плавала вблизи корабля; раненые оставались преимущественно на рострах, там были и мы с Ерошенко.

Когда корабль сел на грунт, к нам подошел сзади ростр буксир «ОП-8» и стал принимать людей. Подобрал всех — плававших и оставшихся на надстройках. Ни на воде, ни на корабле не осталось никого.

Ерошенко был ранен тяжело, но не согласился перейти на буксир вместе с ранеными, которых переправляли туда в первую очередь: хотел покинуть корабль последним. А я тоже хотел уйти с корабля последним…

Капитану буксира было приказано идти вдоль косы как можно ближе к берегу, лишь бы не сесть на мель.

Я понимал, что самолеты вернутся добивать миноносец, увидят буксир и добьют его. И вот они появились в воздухе. Пошли курсом на буксир. Личному составу была дана команда добираться до берега вплавь.

С первого захода самолетов бомба попала в машинное отделение — буксир лег на борт. Почти все, кто до бомбежки еще оставался на буксире, поплыли к берегу.

Борт и надстройки, приняв горизонтальное положение, выступали из воды. На них оставалось восемь-девять тяжелораненых, не способных плыть. Среди них был и Ерошенко. За каждого из раненых отвечал здоровый краснофлотец. Я тоже остался на буксире.