Осажденная Одесса - [17]

Встретившись, мы не стали вдаваться в воспоминания, сразу перешли к обсуждению положения в стране, на юге, в районе Одессы.

— Дела наши, видимо, плохи, — не то спрашивая, не то утверждая, сказал Кондратюк. — Мы никак не придем в себя после внезапного нападения.

— Сколько же нужно времени, чтобы прийти в себя?

— Все рушится… — Кондратюк потянулся к папиросе. — Можно?

— Кури!

Молча смотрим друг на друга.

— Что ж молчишь? Говори, — нарушил я молчание.

— Зная вас, хочу сказать правду… Не могу смотреть, как отступают наши… Сдача городов… Гибель людей… Когда я ехал из Очакова, — Кондратюк сильно волновался, — картина отхода частей по Николаевской дороге меня потрясла. Не могу забыть, как самолеты безнаказанно расстреливали бредущих и едущих по шоссе… Страшно стало…

— И мне было страшно. Я тоже ехал сюда по Николаевской дороге.

— Дело не в том, — отмахнулся Кондратюк. — Хорохорится Гавриил Васильевич: не сдадим, говорит, выстоим… А с чем выстоим? Даже оружия нет… Меня только и спрашивают: товарищ полковой комиссар, когда кончим отступать? Почему клялись, что воевать будем только на территории врага? Почему немец напал внезапно? Где мы были?.. А что я им скажу? Я же начальник политотдела, а сказать ничего не могу.

— Значит, руки вверх — и все?! — Я начал злиться. — Вяжите, мол, нас, немцы, сжигайте наши города. Так, что ли?

— Нет.

— А как? Ты ведь комиссар… совесть людская. Были б люди, а оружие будет. Не сегодня, так завтра.

Если бы я не почувствовал, что Кондратюк пытается докопаться до истины, пересилить себя, если бы он без разговоров согласился со мной, пообещал бы, что изменится, это вызвало бы сомнение в его искренности, и я бы немедленно отстранил его от работы. Но я знал Кондратюка и хотел сберечь человека.

— Что будем делать? — сухо спросил его.

— А вы еще верите мне?

— Пока верю.

— Правда?

— Хочу верить…

Кондратюк ожил. На глазах его показались слезы. Не актерские. Сам уверовал в свое исцеление.

Теперь, обдумывая все случившееся с ним, я не жалею, что поверил тогда ему. Надеялся, что превозможет в себе малодушие и слабость, а почувствовав доверие к себе, станет еще сильнее…

— Спасибо, — сказал он мне на прощание.

— Хотел бы не ошибиться, — сдержанно сказал я.

И все же ошибся.

Мне скоро пришлось возвратиться в Одессу и узнать, что Кондратюк застрелился: так и не поверил в нашу победу.

…В день отъезда из Одессы я впервые увидел Жукова улыбающимся. Он достал из папки телеграмму и протянул ее мне.

«В ночь с 7 на 8 августа, — прочел я, — группа самолетов Балтфлота произвела разведывательный налет на Германию и бомбила город Берлин. 5 самолетов сбросили бомбы над центром Берлина, а остальные — на предместья города…»

Мы решили объявить это сообщение командирам и комиссарам частей и кораблей.

Перед отъездом — это было 10 августа — я зашел к начальнику штаба Иванову, чтобы уточнить обстановку. Она была такова.

Части Приморской армии, ведя тяжелые бои, отходили и к исходу дня должны были занять рубеж Александровка, станция Буялык, Павлинка, Старая Вандалинка, Бриновка, хутор Новоселовка, Мангейм, Беляевка, Каролино-Бугаз.

Противник вклинился в стык 9-й и Приморской армий и расширил прорыв до нескольких десятков километров. Вместе с 9-й армией отходила 30-я дивизия Приморской армии. В последней остались лишь 25-я Чапаевская дивизия, сильно потрепанная 95-я и кавалерийская дивизии.

Немецкое командование, продолжая 11-й армией преследовать наши части, отходящие на восток, направило 4-ю румынскую армию на Одессу. Эта армия была усилена немецкой дивизией и танковыми частями. Противник пытался ворваться в Одессу на плечах наших отходящих войск, отрезая одновременно частям Приморской армии пути отхода, чтобы затем окружить ее.

Иванов сообщил мне также, что вчера, 9 августа, в районе Свердлово высадился воздушный немецкий десант численностью до роты. Парашютисты были одеты в красноармейскую форму. Успеха десант не имел, но подробных данных о его разгроме пока не поступило.

— Сегодня, — продолжал Иванов, — на гражданском аэродроме приземлился транспортный самолет. Высадились 15 солдат с офицером. Имели задачу захватить аэродром в тылу и подготовить его для принятия большого авиадесанта. Одесские ополченцы, несшие охрану аэродрома, увидели, что самолет со свастикой, и вступили в бой. На помощь прибыли бойцы истребительного батальона Ильичевского района. Десант был разгромлен. Захватили пятерых немцев, пулеметы и автоматы. Самолет оказался исправным. Обстановка в направлении Николаева неясна. Для прикрытия обнаженного правого фланга командование Приморской армии послало на побережье к Тилигульскому лиману отдельный понтонный батальон и поручило ему подготовить к взрыву мост и дамбу Кошары-Коблево.

Поздно ночью мы прощались с Жуковым.

— Решили все же ехать машиной? — спросил он не без тревоги.

— Я должен быть в Николаеве. А затем уж в Очакове.

— Мы можем доставить вас в Очаков на малом охотнике, а машину отправим в Севастополь с оказией.

Я поблагодарил за внимание и отказался.

— Счастливой дороги, — пожелал мне Жуков и крепко стиснул руку.

Раненые остаются в строю

Проезжая через Крыжановку, Дофиновку и Чебанку, мы перегнали несколько машин с продовольствием и боезапасом. Дорога на восток оставалась пока свободной. На обочинах шоссе попадались перевернутые и обгоревшие машины и повозки. Между Григорьевной и Сычавкой в нескольких местах шоссе было разбито прямыми попаданиями бомб. Насыпь, сделанная для объезда, обвалилась, и восстановлением ее уже никто не занимался.