Осажденная крепость - [183]

Огородные грядки мы использовали главным образом под капусту и редьку, но выращивали также лук-порей, чеснок, морковь, латук, листовую горчицу и другие специи. Однако дома всех рот — за исключением прибывших раньше всех — находились на «центральной усадьбе», довольно далеко от плантации. Поэтому там тоже было выделено место для огорода, которым занимались в основном молодые курсанты. Но и дальние огороды нельзя было оставлять без присмотра, и задача эта была возложена на меня и Асян.

Первым делом мы осмотрели грядки с капустой и перевязали те растения, на которых не завязались кочаны; это отчасти помогло, хотя кочаны получились рыхлыми. Потом Асян стала носить ведрами мочу, а я, вооружившись черпаком, поливала грядки. Особые симпатии у нас вызвала длинная белая редька сорта, который именуется «слоновая кость» или «озеро Тайху». Ее клубни торчали из земли на целый вершок и были с пиалу толщиной. «Идем на рекорд!» — шутили мы между собой и расходовали на наше «сокровище» ту золу, что командир отпускал нам для удобрения моркови. «Сокровище» оказалось фальшивым. Когда настало время сбора урожая, я изо всех сил (полагая, что в земле сидят клубни с аршин длиной) потянула за ботву и сразу же полетела вверх тормашками. На самом деле я вытащила лишь несколько тощих клубеньков. Редиска удалась куда лучше.

Тем временем похолодало, северный ветер до костей пронизывал работавших в огороде. Мы все чаще возвращались на ужин уже в темноте. В декабре было закончено сооружение барака для нашей роты, и она перебазировалась на «центральную усадьбу». Приглядывать за старым огородом оставили меня одну.

Командир отделения пошел на это из доброго отношения ко мне. Дело в том, что «школа», в которой находился Чжуншу, располагалась всего в четверти часа ходьбы от этого огорода. Чжуншу заведовал выдачей инвентаря, а командир часто посылал меня за тем или иным орудием труда. Коллеги, посмеиваясь, наблюдали, как я с радостным видом бегу за инструментом, а после работы отношу его обратно. Обязанности у Чжуншу были несложные — регистрировать выдаваемый инвентарь да по очереди с другими нести ночные дежурства. Поэтому он еще исполнял функции почтальона. Ежедневно после полудня Чжуншу отправлялся на деревенскую почту, забирал периодику, письма, посылки и разносил все это курсантам своей роты. По пути он дважды проходил неподалеку от моего огорода. Иногда он подходил поближе, чтобы поздороваться со мной, но задерживаться не смел. Еще когда мы работали на пару с Асян, она нет-нет да и толкнет меня в бок: «Гляди-ка, кто идет!» Это Чжуншу нес свою почту. Мы сходились возле разделявшего территории наших школ ручья и обменивались несколькими репликами. Когда же я осталась одна, обнаружилось, что ручей высох и теперь Чжуншу может идти прямо через наш огород. Так супруги с тридцатилетним стажем получили возможность устраивать свидания в огороде, причем они чувствовали себя более счастливыми, чем молодые влюбленные из старинных романов и пьес, которые тайком встречались в саду…

Впоследствии Чжуншу обнаружил, что можно сократить путь, если воспользоваться каменным мостиком через ручей. Каждый день после обеда я видела, как из-за груды кирпичей появлялась, прихрамывая, фигурка и направлялась в мою сторону. В хорошие дни мы садились на берегу оросительного канала и несколько минут грелись на солнышке, но иногда Чжуншу появлялся с опозданием и мы успевали лишь обменяться несколькими фразами. Часто он передавал мне свои письма, в которых делился приходившими в голову мыслями. Я запирала дверь сарая, провожала его до ручья, а потом следила взором, как его фигура уменьшается и исчезает совсем. На обратном пути он, торопясь раздать почту, проходил мимо огорода. Но я все равно выходила к ручью и кричала ему вдогонку то, о чем забыла сказать при встрече.

Для меня этот огород был центром мироздания. К юго-востоку от огорода возвышался холм, который курсанты прозвали «горой Вэйхушань»[172]. Симметрично по отношению к нему на северо-западе находилось кирпичное производство, а дальше на север — барак, в котором жил Чжуншу. К западу от «Вэйхушаня» размещалась «центральная усадьба», а под холмом была столовая одной из наших рот, где мы получали обеды и ужины. С запада и юга нас окружали другие огороды, куда я порой ходила за кипятком. Это случалось в ветреные дни, когда в нашем примитивном очаге не удавалось развести огонь. К югу находилась и почта, куда каждый день ходил Чжуншу. К востоку, насколько хватал глаз, тянулись поля, окаймленные зеленью деревьев, за которыми пряталась ближайшая к нам деревня. А Янцунь, где мы жили сначала, находилась еще восточнее. Пребывая в центре, я словно плела невидимую паутину, в которой застревали мои мимолетные впечатления и доходившие до меня вести.

Ранним утром, наскоро перекусив, я в одиночестве направлялась в огород, на полпути обычно сталкиваясь с тремя обитателями сарая, шедшими в «центральную усадьбу» завтракать. Добравшись до цели, я первым делом отыскивала запрятанный среди соломы ключ, складывала в сарай принесенную с собой утварь, вновь запирала дверь и начинала обход огорода. Морковь, которую посадили в дальнем углу в твердую и бедную почву, не дала ожидаемого урожая, к тому же прохожие часто выдергивали те морковины, которые были покрупнее. Делали они это в спешке, оставляя в земле добрую половину. Я вырывала обрубок, мыла его в колодезной воде и употребляла как средство от жажды.