Осада - [13]

Наконец двор встал и удалился через задний выход под хоровое пение и меланхолические звуки фанфар. Прочие гости тоже поднялись и стали собираться кучками, поспешно закуривая свои жуткие трубки-земпа. Брим попытался поднять груз поглощенной им еды заодно с бочонком выпитого вина. Теперь, за кф'кессом и ликерами, ему предстояло встретиться с новыми высокопоставленными лицами.

В течение следующего метацикла он обсуждал маневры с большим количеством офицеров высокого ранга. Все они перемежали похвалы по адресу ЖМ-2 с заявлениями, что космическая техника появится в нужное время — когда начнется война. Трое генералов утверждали даже, что введение космических сил только внесло бы неразбериху в маневры, предназначенные для демонстрации наземной техники и средств ее поддержки.

В какой-то момент Брим заметил, что циркулирует среди медведей самостоятельно, и далеко не сразу отыскал в толпе своих двух друзей. Бородов был погружен в беседу с исключительно привлекательной — Брим определил это по мохнатым ушкам и изящным сапожкам — медведицей средних лет. Урсиса по другую сторону шатра окружали три мохноухие красотки, которых знакомство с большим, красивым генералом явно занимало больше всего на свете.

Брим усмехнулся — в его обществе друзья, видимо, больше не нуждались! Он оглядел помещение и обнаружил в нем только горстку людей — дипломатов, судя по тому, как кучно они держались. Высокий красивый малый с медалями на груди был, кажется, имперским послом Браунингом. На мелкого адмирала Брима никто из них не обращал внимания.

В большом шатре вдруг сделалось очень душно — то ли от множества свечей, то ли от обильного банкета. В чем бы ни было дело, дремота накатывала на Брима, как экспресс, — столь же быстро и неотвратимо. При всем при том он не имел ни малейшего понятия, где должен ночевать.

Откуда ни возьмись, возник солдат — его личный денщик на время праздника.

— Не желает ли адмирал отдохнуть?

— Очень даже желает, сержант, — с усталой улыбкой кивнул Брим.

Сержант поклонился и повел его к выходу, заметив:

— Будет лучше, если адмирал включит подогрев своего плаща. «Медвежата и детеныши альбы всегда прячут носы от мороза», как говорится.

Брим невольно усмехнулся и вышел за медведем в морозную ночь. Снег перестал, но тучи не расходились — на небе не было ни одной звезды.

— Куда мы идем? — спросил Брим, когда они двинулись вдоль бесконечного ряда краулеров, скрипя сапогами по снегу.

— К вашему краулеру, — ответил медведь. — Там поставлена койка для почетного гостя.

Брим заглянул в какой-то люк, тускло освещенный подвесной ракетой. Все машины казались одинаковыми и, кроме синей или зеленой окраски, не имели, на взгляд Брима, никаких опознавательных знаков.

— А откуда вы знаете, к которому краулеру идти? — осведомился он.

— Ну, это просто, — осклабился медведь. — Нам нужен краулер капитана Вотовой, так?

— Так. Но который из них он?

— Вот этот. — И медведь гордо указал на следующий в ряду краулер. Тот выглядел в точности как все предыдущие — хотя и был, правда, покрашен в синий цвет.

— Откуда вы знаете? — спросил Брим — сонливость сделала его придирчивым.

— Он тридцать пятый по счету, адмирал.

— Вселенная…

* * *

Брим взобрался по последнему трапу и увидел с немалым облегчением, что в рубке стоит около дюжины коек; его чемодан висел у той, что поближе к командному пульту. Внушительных размеров раскладушка для медведя была тесновата, но Брим прямо-таки затерялся в ней. Она была снабжена необъятными пледами и большой мягкой периной. Брим разделся до белья и нырнул под покрывала — уфф! Ледяные!

— Не хочет ли адмирал выпить на ночь? — спросил сержант из люка.

— Н-нет! — выдавил Брим.

Ледяная постель медленно, мучительно согревалась, но даже на краю замерзания он не мог принять это предложение. Он поглотил столько горячительного, что ему хватит на всю оставшуюся жизнь — если он, конечно, выживет.

И он погрузился в небытие…

Глава 2. Если настоящее безотрадно, надейся на будущее

Утром Брим проснулся с жутким похмельем и с возросшим уважением — даже почтением — к физическим способностям содескийцев. Хотя с вечера он ушел «рано», встал он далеко не первым. Он потянулся, преодолевая колоссальную головную боль и осознавая, что его язык, похоже, за ночь оброс шерстью, и кивнул Бородову, который сидел около его койки с ухмылкой на лице.

— «После долгой спячки медведей радует утренний свет», как говорится. Мне кажется, банкет тебе понравился, мой безволосый друг?

— Тогда да — но не теперь. В жизни больше не стану есть.

— Этак ты совсем отощаешь, Вилф Анзор. Давай-ка оденемся, выпьем по кружке горячего кф'кесса и прогуляемся по снегу с Николаем Януарьевичем. Это испытанное медвежье средство от похмелья — может, оно и для людей годится. — Бородов кивнул Урсису на другом конце комнаты и подмигнул. — А заодно и поговорим о том, что тебя беспокоит после вчерашних маневров, да?

— Если так, я сейчас.

— Ну, положим, не сейчас. Ты не один в краулере мучаешься с похмелья.

* * *

Полметацикла спустя трое друзей вышли с дымящимися кружками кф'кесса в холодное пасмурное утро, поскрипывая сапогами по сухому снегу и дыша паром на морозе. Разноцветные палатки и большие пирамидальные машины казались на снежной равнине декорациями из фантастического фильма. Порой раздавались возгласы или лязг металла, но в целом вокруг было тихо, как и подобает в такой глуши.