Оружие возмездия - [45]

Я выбрался из-под одеял и почувствовал, что сон на свежем воздухе пошел мне на пользу.

– Пожалуй Афоне об этом лучше не знать.

– Ха! – согласился Косяк.

– Как они там?

– Дрыхнут. Всю кабину задышали, окна протирать замучился.

– Ладно, я тоже на минуту выйду, с твоего позволения. И – спасибо.

– Да хрен с ним, – отмахнулся Косяк. – Главное, ты живой.

– Слушай… Ты не голодный? А то провианта осталось полно.

Я уже не мог не думать про еду. Точнее – куда ее, проклятую, девать.

– Спасибо, не надо. Мне домашнего собрали малость, я теперь это военное дерьмо и видеть не хочу. Пару банок тушенки возьму, остальное забирай. Есть, куда заныкать?

– Конечно. Шнейдеру отдам. Заодно подкормится, а то он на узле связи так присиделся, что обедать ходит через силу.

– Я бы в штабе не смог, – убежденно сказал Косяк.

Я бы смог. Мне очень помогло выжить в ББМ то, что каждый месяц хотя бы два-три дня я работал в штабе. Так я отдыхал от своего «болота». Набирался сил терпеть третий дивизион, где можно было прямо в строю получить кулаком в почку лишь потому, что дедушка захотел проверить, хорошо ли у него поставлен удар. А неделя за машинкой на летнем полигоне меня просто спасла. Параллельно я своими отлучками повышал личный статус – сам того не зная. Все, оказывается, ждали, что москвич застрянет в штабе навсегда, спрячется там. Но москвич упорно возвращался к своему призыву и вместе с ним огребал по полной программе… Были дни, когда я действительно очень хотел уйти из дивизиона. А теперь радовался, что не было возможности. Ну, застрял бы я в штабе – и чего? Еще целый год чаи гонять со Шнейдером?

Я пропустил бы самое интересное – то, что ждало впереди.

Много веселья и много вкусной еды, будь она неладна.

И самогон неоднократно.

И никогда больше не драться.

* * *

Первым делом в Белой Церкви мы провернули операцию по отгрузке капитана Димы Пикулина на квартиру. Капитан уже мог ориентироваться в пространстве, но ему все еще было слишком хорошо, чтобы заниматься прямохождением. Помогая капитану, майор Афанасьев так утомился, что опять заснул, едва сев в кабину.

В парк ББМ мы въехали, когда уже вечерело. Я напихал полный вещмешок провианта и, сгибаясь под тяжестью трофеев, полез из кунга.

– Ну и рожа у тебя! – сказал Афанасьев.

Я легко прочел его мысли. Провел ладонью по щеке. Да-а… Посмотрел на часы.

– В штабе уже никого нет. Зайду к Шнейдеру, возьму у него бритву, умоюсь заодно… Появлюсь в казарме чистый и свежий.

– Правильно мыслите, товарищ младший сержант. Не забудь хорошенько почистить зубы! – напутствовал Афанасьев.

Я простился с Косяком, подхватил пишущую машинку и направился в штаб. Знакомая дорога через территорию ракетчиков. Сколько еще мне по ней ходить. Иногда во главе дивизиона. Чего только по ней не таскать. Начиная с огнетушителя и заканчивая телевизором.

Месяцев через пять это будет: иду из парка в штаб, несу на плече здоровенный телевизор. Навстречу мне незнакомый подполковник-ракетчик. Когда у военного руки заняты, он отдает честь поворотом головы. Ну, и я этому подполковнику головой четко так: чик-чик. Тот мне в ответ козыряет. И вдруг останавливается.

– Погоди, – говорит.

Ну, могу и погодить, телевизор удобно лежит на плече.

– Ты откуда, – спрашивает подполковник, – такое взялось?

– Я такое взялось, – отвечаю, – из Бригады Большой Мощности.

– Это понятно. Мне интересно – чего ты такое волосатое?

– А-а… Да я, товарищ подполковник, такое волосатое потому что ровно час назад с полигона приехало.

Посмеемся вместе, разойдемся. Всегда бы так. А то пристанут с ножом к горлу: чего небрежно честь отдаешь. А я тебя знаю?! Скажи спасибо, что вообще заметил. Ишь ты, целый капитан. Да у меня своих капитанов три штуки, не считая двух майоров. И козыряем мы друг другу строго два раза в день, утром и вечером, иначе получится у нас не служба, а одно безостановочное отдание чести…

…В штабе было пустынно. Я постучался на узел связи.

– Гена, держи, это полный вещмешок еды.

– Ну и рожа у тебя!

– Спасибо, тоже очень рад встрече.

Взгляд в зеркало многое объяснил. Рожа была мало того, что зверски ощетинившаяся, так еще нагло опухшая и заметно пьяная. Деду, а то и дембелю впору. Да уж, идти в казарму сейчас не стоило. Там бы сразу забыли о моем особом статусе почти-черпака. Побили бы просто из зависти.

Шнейдер сделал мне кружку кофе и дал бритву. Позвонил в казарму, отыскал Михайлова и Ракшу, сказал, чтобы после ужина приходили… Ужинать.

Они потом этот вещмешок несколько дней втроем подъедали. А я даже не притрагивался. Не хотел. И только на последней банке тушенки сломался – отнял уже открытую и слопал половину. Из принципа.

Столкнулся в парке с Косяком, а тот мне:

– Эх, хорошо съездили. Как вкусно было, помнишь?

– Не в жратве счастье, – говорю. – В свободе. Вот что было вкусно! Уж ты-то, гордый сын вольнолюбивого украинского народа, должен это понимать.

Косяк подумал и сказал очень серьезно:

– Конечно. Как же без свободы. Без свободы это не жизнь получится, а какая-то сплошная армия.

Еще подумал и добавил:

– Но кушать – надо!

ГЛАВА 11

– Пойди найди Суслика, – сказали мне, – в казарму его позови.