Оруэлл - [91]

.

Понимая политическую целесообразность, исходя из которой был отвергнут его очерк, Оруэлл тем не менее был не в состоянии отойти от своей позиции. Он был целиком поглощен своим испанским опытом. Эйлин с долей тревоги писала в конце 1937 года, что испанская война «доминирует в нашей жизни самым непредсказуемым образом», что ее муж продолжает думать и писать о ее ужасах^{395}. Примерно о том же шла речь в письме Оруэлла одному из знакомых: «Я просто ни о чем не могу писать, кроме Испании, и сражаюсь с чертовой книгой о ней… Эти испанские дела до такой степени привели к моему расстройству, что я действительно не могу писать ни о чем другом, и, к сожалению, писать надо не о живописных вещах, а о сложной разрушительной истории политических интриг между массой космополитичных коммунистов, анархистов и т. д. Помимо книги я не делаю ничего, кроме подготовки второстепенных рецензий, которые вообще не могут считаться писательством».

Оруэлл даже жалел, что ввязался в войну на стороне милиции ПОУМ, что ему пришлось участвовать в уличных столкновениях в Барселоне, а затем бежать из страны. Если бы он отправился в Испанию без политических рекомендаций, как обычный доброволец, то скорее всего вступил бы в Интернациональную бригаду. Но в этом случае он скорее понял бы истинный характер испанской войны и «безусловно получил бы пулю в спину как “политически ненадежный” или, по крайней мере, находился бы в тюрьме». А теперь коммунисты называли его фашистом, газета «Дейли уоркер» многократно пыталась скомпрометировать его в глазах всей левой общественности^{396}, Голланц отказывался иметь с ним дело как с троцкистом^{397}. «Ну и спектакль! — восклицал Оруэлл в одном из писем. — Подумать только, что мы всего лишь через шесть месяцев превратились из героических защитников демократии в троцкистов-фашистов, пробиравшихся через границу и по пятам преследуемых полицией»^{398}.

Неофициально Оруэлл вынужден был сообщить Голланцу: если Компартия не уймется, он возбудит против нее судебное дело о клевете. Возможно, Голланц поговорил на эту тему с генеральным секретарем Гарри Подлитом. Кампания против Оруэлла была временно прекращена, чтобы вспыхнуть вновь сразу же после появления его книги «Памяти Каталонии».

«Памяти Каталонии»

В середине июля 1937 года Оруэлл приступил к работе над публицистической книгой об Испании, которая должна была сочетать непосредственные воспоминания и впечатления с попыткой политического анализа. Работа открывалась весьма показательным эпиграфом из «Книги Притчей Соломоновых»: «Не отвечай глупому по глупости его, чтобы и тебе не сделаться подобным ему; но отвечай глупому по глупости его, чтобы он не стал мудрецом в глазах своих» (Притч. 26:4–5). В выборе такого эпиграфа проявилось глубокое разочарование происходившим в Испании. Оруэлл осознавал, что его позиция в те месяцы, когда он находился в стране и в меру сил пытался внести вклад в защиту республиканского режима, была в лучшем случае наивной.

В самой Испанской республике социалистическая революция, которой ранее так восторгался писатель, на деле вела к расколу Народного фронта, облегчая победу Франко. В Испании скрестились противоборствующие интересы европейских держав и СССР, а Сталин, быстро поняв, что при любом исходе гражданской войны ему вряд ли будет обеспечен плацдарм для советского наступления в Европе, удовлетворился присвоением испанского золотого запаса, расправой с помощью «мобильных групп» с рядом европейских «троцкистов» и вербовкой новых агентов для советской разведки.

Разумеется, ни о чем об этом Оруэлл в тот момент не знал. Он описывал лишь то, что видел своими глазами, и надеялся на интерес левой британской публики к событиям в Испании. Но возникала проблема с изданием. Мартин как издатель отпал. Еще раньше публиковать книгу отказался Голланц, написав автору, что она может «причинить вред борьбе против фашизма»^{399}, за что был назван им частью коммунистического рэкета^{400}.

Негодованию Оруэлла не было предела. Несколько книг, присланных журналом «Нью стейтсмен» на рецензию, он возвратил без какого-либо ответа; когда журнал «Лефт ревю» («Левое обозрение») обратился к нему в числе других деятелей культуры с вопросом, кого он поддерживает в испанской войне — республиканцев или националистов, он ответил грубо: «Перестаньте, пожалуйста, посылать мне свой бред… Даже если бы я уместил в шесть строк всё то, что я знаю и думаю об испанской войне, вы не опубликовали бы их»^{401}.

Писатель и журналист Оруэлл был уже хорошо известен и мог себе позволить пойти на фактический разрыв с Голланцем и другими левыми деятелями, не хотевшими знакомить британскую общественность со взглядами на испанскую войну и СССР, если они противоречили общепринятым социалистическим и коммунистическим догмам. Оруэлл вовсе не отказался от социализма, по-прежнему являлся его сторонником, но в силу обстоятельств вынужден был теперь идти на сотрудничество с умеренными «буржуазными» изданиями.

Еще в 1932 году он начал изредка публиковаться, в основном в формате рецензий и книжных обзоров, в еженедельнике «Нью инглиш уикли» («Новый английский еженедельник») — популярном издании, освещавшем, как говорилось в его подзаголовке, «общественные дела, литературу и искусство». Теперь с его редактором — писателем и переводчиком Филипом Мейретом, сторонником «христианского социализма» (выражавшегося прежде всего в поддержке мелкого фермерского сельскохозяйственного производства и пропаганде необходимости потребления только органической пищи) у писателя установились более тесные связи. Мейрет стал регулярно помещать сначала книжные обзоры, а затем и статьи Оруэлла. В его журнале появилась первая оруэлловская публикация об испанской войне — замечательный очерк «Сор из испанской избы». Название говорило само за себя. Это был, пожалуй, самый резкий очерк Оруэлла о войне в Испании и, несомненно, важный рубеж в осознании автором сущности тоталитаризма.