— За мной! — крикнул Шурик и побежал к оврагу. Но уже разливалась в лесу трель свистка, трещали ветки под десятками солдатских сапог.
— Бегите! — махнул рукой красноармейцам Шурик. — Беги, Роза!
Он лег за кучу бурелома и прошил длинной очередью мелькнувшие в кустарнике фигуры. Послышался чей-то сдавленный стон, проклятье, пули застучали по стволам деревьев над головой Шурика. Он отполз назад, продолжая строчить по залегшим в кустах солдатам, но автомат его вдруг захлебнулся. Шурик принялся лихорадочно менять диск и увидел, как прямо перед ним возникла черная фигурка девушки и бросилась наперерез поднимающимся солдатам, сжав в руке облепленный грязью камень. Один из солдат небрежно, словно отстраняя с дороги, повел автоматом, и Роза ткнулась лицом в грязные мокрые листья.
— Русс, сдавайся! — крикнули из-за кустов.
Шурик с такой яростью нажал на спуск, что автомат задрожал у него в руках, но опять захлебнулся и смолк. Кончился последний диск! И, поняв это, ломая кусты, в открытую полезли фашисты. Шурик ясно различал их потные лица, наглые ухмылки:
— Сдавайся!
А пакет? Съесть, откусить язык и выплюнуть фашистам в лицо! Шурик потянулся рукой к груди и наткнулся на рукоятку гранаты. И в ту же секунду увидел перед собой глаза Клавы. Они напоминали, прощались, требовали... Шурик вырвал чеку!..
Я был в городе Острове прошлым летом. Стоял жаркий день, и река Великая кипела от ребячьих голов, веселого плеска, гомона звонких голосов. Какой-то паренек нырял с подвесного моста «ласточкой», и ему шумно аплодировала толпа болельщиков. На заново отстроенном здании школы висит мраморная доска с надписью: «В этой школе училась и работала старшей пионервожатой Герой Советского Союза Клавдия Назарова», а в залитом солнцем вестибюле — украшенный траурным стягом стенд. На нем — в группе других подростков — фотография паренька с зачесанной набок челкой, с пытливыми глазами на худощавом лице. Это Шурик Козловский. У стенда стоит почетный пионерский караул, храня бессмертную память героев.
