Орлята - [20]

Из избы вышла та же старуха, только она казалась гораздо старее.

— Здравствуйте, бабушка! Вот и мы пришли! Насовсем!

Старуха закивала, задергала головой. По щекам ее текли крупные слезы.

— Бабуся, девочка тут была в пестром платке. Она нас осенью спасла. Помните? Когда немцы нас окружили. Мне бы повидать ее!..

Старуха все трясла и трясла головой.

— Повесили ее в одночасье. Вон на той липе повесили, ироды.

— Девочку? — голос Алеши дрогнул.

— Повесили, милую... — Старуха вдруг села в снег и заголосила, раскачиваясь из стороны в сторону.

Алеша поднял ее, спросил осторожно:

— Родня ваша?

— Все мы, сынок, родня нонче, когда беда такая... Бейте их, жгите дотла, дотла!..

— Прощайте, бабуся. — Алеша забрался в танк.

И танк, будто поняв хозяина, рванулся вперед. Но Алеша сдержал его. Круто развернул, подняв снежную пыль. Выглянул из люка.

— А как звали ее, бабушка?

— Лидой. Матвеева Лида. Из Ленинграда она. Лида Матвеева.

Танк ушел, а старуха долго смотрела вслед, и по щекам ее все текли и текли крупные слезы.

Нелегкий путь прошел Алеша, старшина Алексей Сенцов. Тонул. Горел.

В госпиталях лежал дважды.

И снова — переправы, бои, села, города.

И каждый раз, когда приходилось трудно, Алеша вспоминал девочку из деревни Иваново, ленинградскую пионерку Лиду Матвееву. Как живая, вставала она в памяти: в резиновых сапожках, заляпанных грязью, в пестром платке, из-под платка выбивалась светлая-светлая, будто соломенная, прядь.

Лида Матвеева всегда была рядом. Помогала выползти из горящего танка, выплыть на берег, выжить, победить.

И в память о ней в освобожденных городах на обгорелых стенах домов старшина Алеша Сенцов писал мелом две буквы: «Л. М.» — Лида Матвеева.

А. Шейнин МЛАДШИЙ БРАТ

Разведчик был отважен и ловок. Он пробрался в гущу позиций противника и высмотрел все: сколько пулеметов и пушек, где находятся склады снарядов, где расположен штаб. Он слышал, как переговариваются часовые.

— Теперь уже скоро, — сказал один.

— Да. Совсем скоро, — ответил другой.

«Скоро — это когда они пойдут в наступление. Но теперь они нас не захватят врасплох», — подумал разведчик.

Осторожно, так что не хрустнула ни одна даже самая тонкая ветка, не шелохнулся ни один лист на кустах орешника, он начал ползти назад. И вдруг замер: на ветке сидела белогрудая птица. Разведчик полз так тихо, что она подпустила его близко-близко. Выпрямиться — и достанешь рукой!

У разведчика загорелись глаза. Он узнал птицу: щеглиха!

Щеглы были его любимцами — доверчивые, хлопотливые, неунывающие певуны, гроза вредителей-насекомых, враг сорных трав, семенами которых они питаются. Сколько разведчик помнил себя, у них в избе всегда жили щеглы. Их держал отец; потом, когда отец умер, клетки перешли к старшему брату, а потом и к нему — разведчику.

Разведчик чуть слышно засвистал по-щеглиному: «Пюи-пюи...»

Щеглиха покосилась на него блестящей бусиной круглого глаза. Разведчик увидел, что в клюве у нее белеет муравьиное яйцо.

Разведчик осторожно двинулся дальше. Щеглиха, все еще продолжая сидеть на ветке, судорожно затрепетала крылышками.

— Да сиди ты, глупая, — прошептал разведчик. — Ты ж меня выдашь...

Он приподнял голову, оглядываясь, куда ползти дальше, и вдруг увидел на земле щеглиное гнездо, проткнутое палкой, а немного поодаль мертвых птенцов с раскрытыми клювами — это был бессмысленный, жестокий разбой...

Разведчик вскочил на ноги. Испуганно вспорхнула щеглиха, задрожали ветки орешника, затрещали сучья под ногами разведчика, и тотчас в лагере противника поднялась тревога.

— Стой! Стой! Стой! А-а, попался! Теперь не убежишь! — это кричали вражеские дозорные.

А разведчик стоял во весь рост, злой, взъерошенный, со сжатыми кулаками и вовсе не пытался бежать.

Его окружили, стали вырывать оружие. Лишь тогда он ответил:

— Буду я вам попадаться... Да я с вами вообще не играю. Вы гнезда разоряете. Это ты, Васька? Ты?..

Васька, двенадцатилетний мальчишка в милицейской фуражке с синим лоскутом на околыше, в трусах и босой, но зато с настоящей командирской сумкой на боку, грудью толкнул разведчика:

— Ишь ты, хитрый какой! Его в плен захватили, он сразу — не играю.

— И не буду!

— Жалостливый какой. — Васька отступил назад и, словно глашатай на площади, обвел рукой вокруг. — Внимание! Смотрите на него: Колька Леонтьев — защитник пернатых!.. А если настоящая война будет, врагам тоже скажешь: «Воевать с вами не буду — вы птичек обижаете... Тю-тю, мои птенчики...»

Еще мгновение — Васька и Колька Леонтьев, сцепившись клубком, катались по траве.

— Васька, ты ему прием покажи! — кричали «синие».

Подбежали «красные» — у них на шапках были красные лоскуты — и тоже стали кричать:

— Колька! Ты за голову хватай — Васька кусаться любит!..

Но вдруг и те и другие умолкли, а Коля почувствовал, что его сильно тянут за ухо.

— Это нечестно! — закричал Коля, мотая головой и невольно освобождая Васькину шею. Васька изловчился и укусил его за руку.

— Это еще что такое! — Коля узнал голос своего старшего брата Андрея.

— Ну вот, вечно ты. — Коля отпустил Ваську и поднялся с земли.

Васька тоже встал и, размазывая по щекам слезы, заныл:

— Ты меня за шею, да?.. За шею... А что у меня шея — казенная?..