Орлята - [60]

Но сейчас, занятые своими мыслями, подруги даже не вспомнили о башне Сююмбеки.

Через главные ворота девушки вышли к массивному зданию Государственного музея, которое казанцы издавна называют «бегемотом».

Несмотря на недавно прошедший дождь, воздух был душен. По улице Чернышевского в сторону кремля шла с походной песней колонна красноармейцев. Все в новеньких гимнастерках и пилотках, на которых особенно ярко пламенели красные звездочки. Прохожие поглядывали на молодых защитников родины с гордой улыбкой, три подруги, и особенно Ляля, — с нескрываемой завистью.

Когда колонна уже прошла, с противоположной стороны улицы девушек окликнула Надя Егорова:

— Ляля! Хаджар! Авария! — почему-то на русский лад назвала она на этот раз Муниру.

Надя перебежала улицу. Она была в голубой блузке и тапочках. На голове — все та же, с длинным козырьком, спортивная фуражка. Лицо усталое, над правой бровью следы грязных пальцев.

— Девушки, откуда это вы все вместе?

Узнав, что они были в обкоме, она скороговоркой продолжала:

— И я ходила. И мои бывшие школьные подруги тоже. Из наших только трех взяли: Ирину Цветкову, Зою Бондареву и Машу Зореву. Остальным — отказ.

Ляля спросила, где она была, что так перемазалась, Надя сказала, что идет с завода с ночной смены.

— С завода? — воскликнула Ляля.

— Да. Мой отец ведь работал токарем на «Серпе и молоте». Четвертого июля мы проводили его на фронт. Ну, а пятого я встала к его станку. Брат тоже в армии, А вчера проводила и Ильяса.

Побледневшие от бессонной ночи губы Нади дрогнули. Желая скрыть свое волнение, она провела рукой по лбу и еще больше размазала грязь. Хаджар вынула свой носовой платок и заботливо вытерла подруге лоб.

Надя и не заметила, когда ее дружба с Ильясом перешла в любовь. Подругам она всегда говорила, что с Акбулатовым у них только дружба — и ничего больше. Она и в самом деле так думала. Ведь он был старше ее на целых десять лет. Ильяс частенько наведывался к ее брату Николаю, с которым они вместе работали на заводе и вместе думали над конструкцией самоходного комбайна. А иногда шел к Ильясу, прихватив сестру, Николай, и они втроем отправлялись за Волгу, на Маркиз — загорать на песчаном пляже. С Ильясом никогда не было скучно. Он умел и сам посмеяться и людей расшевелить. Последнее Бремя Николая часто не бывало дома. Тогда они стали ходить Едвоем и совсем не замечали, как проходило время. Вечером Первого мая — это было так недавно — они долго гуляли вдвоем и присели отдохнуть на скамейку. Надя очень устала. Голова ее упала на плечо Ильяса, веки смежились. Сквозь дрему девушка почувствовала на своих волосах легкий поцелуй. Она вскочила и, пряча глаза, заторопилась домой.

А вчера, провожая Ильяса, она уже сама поцеловала его и не стеснялась слез.

— А фронт? — спросила Мунира.

— Сейчас, пожалуй, я всего нужнее за станком. Не хватает рабочих рук…

— Нет, мы хотим идти на фронт, — упрямо сказала Ляля, — Я, по крайней мере, ни о чем другом не думаю.

Надя пожелала девушкам удачи, и Мунира с подругами повернули на Пионерскую.

— Может, и мне, как Наде, пойти на завод? — задумчиво сказала Хаджар.

Ляля решительно возразила ей.

— Фу, какая ты, Хаджар! — сказала юна, сверкнув черными глазами. — Что за характер! Раз поставила перед собой цель — добивайся ее.

— В труде можно проявить такую же доблесть, как и в бою, — заступилась Мунира за Хаджар.

— Все это правильно, девочки, — перебила Ляля. — Но мы-то ведь уже выбрали себе дорогу. Разве она плоха, чтобы ее менять, искать другую, колебаться?

На углу улицы Баумана внимание их привлек громкий, призывный голос диктора.

«Советские женщины! — неслось из репродуктора, — Поднимайтесь на священную войну против гитлеризма, за свободу народов, за счастье своих детей!»

Они остановились. Ляля крепко сжала руки подруг.

— Вот! — сказала она почему-то шепотом. — Слышите? К нам обращаются. А мы спокойненько разгуливаем по улицам Казани и все еще решаем — фронт или завод. Терпения больше нет!

— Тише, Ляля! Послушаем! — прервала ее Хаджар.

— Слушай, а я не могу больше… Стыдно мне. Я хочу дела, дела. Для чего у меня комсомольский билет в кармане?

И Ляля торопливо зашагала вперед, будто уже имела назначение на фронт..

«…На полях сражений Советского Союза решается будущее всего человечества».

Из последних слов диктора Мунира и Хаджар поняли, что передавали обращение ко всем женщинам мира, принятое на митинге советских женщин в Москве.

Глубоко взволнованные, они молча шли вдоль Булака. Вода в нем почти высохла. На дне по колено в грязи копошились ребятишки.

По каменному мосту они пересекли Булак и вышли на просторную улицу Кирова.

Девушки молчали. Но Хаджар была не в силах скрыть нервную дрожь, охватившую ее. В глазах Хаджар стояли слезы.

— Ляля права, — проговорила она наконец тихо, как бы себе самой.

А через несколько дней собрались на митинг и женщины Казани.

— Ты выступишь? — спросила Надя Егорова, когда Мунира, увидев подругу, подсела к ней.

— Нет. А ты?

— Я выступлю… Я… не могу не выступить… Мы получили извещение… о смерти отца…

— Наденька!.. Может быть, это ошибка?..

— Я так хотела бы… чтобы это было ошибкой. Но…