Орлы императрицы - [45]

Сразу начинает сказываться прежде скрытая неприязнь Потемкина к Орловым. Григорий и здесь остается верным себе, не проявляя зловредности к новому сменщику. При дворе рассказывали случай, когда собравшийся домой Г. Орлов встретился на дворцовой лестнице с прибывшим Г. Потемкиным и на его вопрос: «Что нового?» ответил с присущим ему юмором: «Ничего, кроме того, что вы поднимаетесь, а я опускаюсь».

Молва о серьезном желании Потемкина принять постриг вряд ли соответствуют действительности, так как основное время он находился в действующей армии и в столице появлялся наездами. Возможно, эти слухи относятся ко второй половине 1775 г., когда его роман с Екатериной клонился к закату, о чем говорит фраза из написанного в те дни ее письма: «Унимай свой гнев, Божок. Вздор несешь. Не бывать ни в Сечи, ни в монастыре» (светлейший стращал Екатерину своим уединением). Этим летом, пребывая в только что купленном подмосковном Царицыне, Екатерина родила своего пятого ребенка. Родившуюся девочку, названную Е. Г. Темкиной (ее портрет можно увидеть в Третьяковке), передали в семью племянника «светлейшего» — А. Н. Самойлова.

А пока Екатерина все более и более восторгалась новым своим фаворитом. 14 июля 1774 г. она писала, что «удалилась от некоего прекрасного, но очень скучного гражданина, который тотчас же был замещен, не знаю сама, как это случилось, одним из самых смешных и забавных оригиналов сего железного века». В следующем письме сообщается, что Потемкин «смешит меня так, что я держусь за бока». Особое восхищение государыня испытала, когда Потемкин, намекая на свою собачью преданность, изъявил желание приобрести находящееся у нее в работе одеяло, которое она мастерила для своей левретки.

В день, когда ему был пожалован чин подполковника Преображенского полка, «поутру» Потемкин явился с визитом к приехавшему на время из Италии Алексею Орлову. К сожалению, разговор остался тайной, но вряд ли можно сомневаться, что настроение Алексея после этого было испорчено. Екатерина пыталась инструктировать «кривого Циклопа», как за глаза именовали Потемкина при дворе, чтобы он не насмехался над отставленным Г. Орловым. «Если он свои пороки имеет, то ни тебе, ни мне их расценивать» — говорила она ему, напоминая при этом, что Орлов никогда, ни перед кем не порочил имени Потемкина, а напротив, поддерживал. Екатерина пыталась с обеих сторон внести мир в отношения Потемкина с Орловыми, известно, что она имела разговор на сей предмет с Алеханом, но тот не соглашался ни на какие заигрывания с виновником неприятностей братства Орловых. Причем между ними внешне сохранялись вполне приемлемые, со стороны даже порой приятельские отношения, скрывающие искреннюю взаимную ненависть. И лишь когда императрица решила назначить Потемкина «товарищем», т. е. заместителем 3. Чернышева по Военной коллегии, Григорий не выдержал; между ним и Екатериной произошла серьезная стычка, в результате которой государыня была крайне расстроена, а Григорий принял решение тотчас по возвращении из Москвы, куда он готовился выехать, предпринять заграничное путешествие.

Потемкин тоже не долго занимал высочайшие покои: новый, 1776 год Екатерина встречала с новым любовником, молодым и красивым поляком П. Завадовским. Потемкину же было предоставлено почетное право рекомендовать ей в будущем новых фаворитов (позже такие же обязанности получил и Г. Орлов). Уже в 1777 г. Завадовского сменил гусар С. Зорич, в июле 1778 г. по рекомендации Потемкина заветные апартаменты занял И. Римский-Корсаков (или просто Корсаков), еще через год — А. Ланской и т. д. Как правило, избранники государыни обладали высоким ростом, возможно, из них получился бы неплохой баскетбольный клуб.

По описаниям француза М. Д. Корберона, Г. Орлов вплоть до начала 1777 г. сохранял влияние на императрицу и жил как подобает светлейшему князю. В феврале 1776 г. он писал: «Князь Григорий Орлов уже с неделю здесь [при дворе после заграничных путешествий]. Это красивый мужчина. Императрица сохраняет к нему дружбу как к давнишнему любимцу… Я с удовольствием присутствовал на втором спектакле у великого князя, куда прибыли вместе с императрицей Орлов и Потемкин. Мне это показалось несколько неуместным для посторонних наблюдателей, и я заметил, что владычествующий ныне имел меньше уверенности, нежели его предшественник» [23, 107].

В этом году у Григория проявляются признаки болезни, ходят слухи о преднамеренном отравлении его недоброжелателями. Тем не менее в апреле Корберон в одном из писем сообщал, что «звезда Потемкина меркнет. В Москве произошло событие, могущее поколебать его положение… Орловы, и в особенности князь, пользующиеся большой милостью, легко могут повредить ему. Я уже писал тебе о болезни князя Орлова и о возникшем подозрении, что причиною ее было отравление». Однако слухи есть слухи, но собственным наблюдениям Корберона нет оснований не доверять. Будучи среди приглашенных на похороны первой жены Павла Петровича Наталии Алексеевны, он наблюдал за императрицей. «Орлов, стоявший подле нее, держался с большою выдержкою. Граф Иван Чернышев как истый придворный отдал ему три почтительных поклона, слегка кивнув головою Потемкину».