Орлы и звёзды - [5]

— Нет, Михаил, думаю, ты и сам справишься, тем более что начальство только следы затаптывать может.

Однако не сдержался Сергей Михайлович! Я тут недавно на совещании ляпнул, что, после «приехало начальство», на месте происшествия были затоптаны все следы. Как материалы собирать по делу – этого не дождёшься, а приехать и с важным видом побродить по месту происшествия – это, пожалуйста, особенно ежели пресса уже толчется. Я за последние двадцать лет так и не смог привыкнуть к этому «методу» руководства личным составом. Однако надо собираться. Эх, бушлат забыл привезти из дома, а в куртке уже холодно совсем. Ну на машине – не пешком, чай! Дежурную папку под мышку и вперёд!

* * *

О! всё местное начальство уже тут. Так: место оцепили, ленту повесили, народ эвакуировали.

— Здравствуй, Николай Николаевич!

Жму руку начальнику городского управления Зыкову и иду вместе с ним смотреть что там и как.

Вызвавшая такой переполох сумка стоит себе у дальнего прилавка и отсвечивает ярко-синими боками. А баульчик-то внушительный. В такой, взрывчатки чёртова прорва войдёт.

— Кинологи отработали уже?

— Нет, вас ждём!

О, как! Я фигею, дорогая редакция! Идём к кинологам. Знакомые всё лица и морды тоже. При виде начальства пытаются принять строевую стойку.

— Вольно! Николай Николаевич, ФСБ вызвали?

— Так рано вроде бы… Дежурному их сообщили, как положено.

— Ладно. Юля, ты с Громом давай к сумке, а ты, Инна, со своей «дворняжкой» отработай территорию второго павильона.

— Ася не дворняжка, товарищ подполковник, — с обидой сообщила блондинка в папуаске с сержантскими погонами, — а бельгийская овчарка!

Угу, помню я, с каким изумлением посмотрела она на щенка, которого ей поручили вести, и спросила у начальника питомника: «А что я буду делать с этой дворняжкой?» С тех пор прошло пять лет, и на счету «дворняжки» не одно раскрытое преступление. Юля с Громом, восточно-европейской овчаркой, псом ныне уже редкой породы, пошли к сумке. Рядом они смотрелись довольно комично: маленькая брюнетка в милицейском бушлатике, серой уставной шапке, и трусящий с левой стороны здоровый, чуть не выше её талии, пёс чепрачного окраса с умной мордой, походивший бы на волка, если не огромные стоячие уши.

Остановившись метрах в двадцати, Юля по инструкции отправляет к сумке собаку. Гром осторожно подходит к прилавку, подле которого стоит сумка, и начинает работать. Через пару минут молча садится возле неё и, повернув голову к хозяйке, послушно ждёт команду. Едрит твой ангидрит! Точно, взрывчатка внутри! Гром ещё ни разу не ошибся за свою восьмилетнюю службу.

— Ну что, Николай Николаевич, вызывай взрывотехников от смежников, наши, омоновские, в Дагестане нынче, сие тебе известно.

Седой коренастый полковник в форменной сшитой на заказ кожаной куртке с каракулевым воротником пожевал губами и спросил с сомнением:

— А может не точно ещё?

Я помотал головой.

— Точно! Ты знаешь не хуже меня, что Гром не ошибается.

Обречённо махнув рукой, Зыков начал по рации отдавать приказания.

Минут через семь, завывая сиреной, подъехала знакомая белая «Газель» с надписью «Взрыво-техническая лаборатория ФСБ России».

НИКОЛАЙ

Я что, схожу с ума? Как я могу на это ответить? Откуда мне знать это точно, если подобное происходит со мной впервые? Интересно, у психов есть чувство юмора? Если и дальше так пойдёт, то скоро узнаю про это из первых рук. Я имею в виду от психиатра. Улыбнётся он мне доброй такой улыбкой и скажет: «Не волнуйтесь, больной, ваше чувство юмора вполне совместимо с диагнозом вашей болезни». Когда это началось? Глупый вопрос! Это-то я как раз помню отчётливо. В тот вечер, на базе отдыха, что на берегу Оби. И не то важно: водку мы тогда заедали шашлыками, или шашлыки запивали водкой. Важно другое: Ольге пришла в голову блажь нас троих сфотографировать. Спорить было себе дороже, и мы дружно встали под прицел объектива, скорчив самые немыслимые рожи. Потом была вспышка, много ярче той, что бывает при фотографировании. И был колокол, звук колокола. Неясный, отдалённый. Мне, точно, не померещилось. Шеф тогда подтвердил, что тоже что-то там слышал. Васич, правда, кричал, что всё это фигня, и он-то никакого колокола в упор не слышал. Но по нему было видно, что врёт. И Ольга была какая-то странная. Как она на нас тогда смотрела. А через несколько дней началось ЭТО. Поднялся из метро на площадь Ленина и чуть за столб не ухватился. Прямо посреди площади самый настоящий базар. Не такой, как сейчас, а такой, каким он мог быть в начале прошлого века. Притом, то, что базар, — как есть цветное, а то, что вокруг, — чёрно-белое и в дымке. Сколько длилось наваждение – секунду, две? Не знаю, но пропало быстро. Через несколько дней произошла другая фигня. Вернее, та же, только вид сбоку. Шёл я по новенькому микрорайону и вдруг оказался в лесу дремучем. А с Ленкой как опарафинился? Уже обнял было, и тут от неё таким холодом обдало, что невольно отпрянул. Обиделась, понятно. Стала во мне измену искать. Баба она завсегда так: если мужик неласков, значит, завёл другую. Дела… А что самое главное: каждый раз когда такие чудеса со мной случаются, слышу я колокол и с каждым разом всё отчётливее. А вот и Центральный рынок. Толпа по одну сторону оцепления, милицейские – по другую. Всё путём. Вылажу из «Газели» и иду к смежникам. Крепко жму руку Шефу, — он нынче старший наряда – здороваюсь с остальными двуногими и четвероногими. Говорите, тикает? И Гром сел? Гром – это серьёзно. Обмениваюсь с псом уважительными взглядами. Говорю Михаилу: «Пойду, гляну, на что это там Гром среагировал». Уточняет: «Без костюма?» – «Ага, — говорю, — пока чисто посмотреть». Подхожу к сумке. На первый взгляд, ничего особенного. Начинаю присаживаться на корточки. Навстречу несётся ослепительная вспышка и разрывающий перепонки гул набата.