«Орловщина» — восстание в Белом Крыму, 1920 - [24]

Молодой доброволец, бывший в отряде, ночевал в эту ночь дома, и когда на другой день утром явился со своим приятелем в Европейскую гостиницу, все там было пусто, внутри никого, разбросаны вещи, бутылки и прочее.

Ночью, как говорилось раньше, князь Романовский возвратился в Симферополь из Джанкоя, и князь так сообщает о своем приезде и дальнейших шагах:

«На вокзале встречает меня Дубинин… Он старается „любезничать“. Его присутствие, конечно, показалось мне подозрительным. Никаких приветствий; выйдя на площадку, устроенную перед вокзалом, — никого, ни извозчика, ни автомашины… Дубинин: „Разрешите доложить“… Я: „Ступайте впереди меня“. Для большего „удобства“ я поудобнее сжал в правой руке мой верный Кольт, не вынимая его из кармана…

Кругом — холодно и много снега, и никого, ни одной живой души!.. Думаю: „не зевай — все может случиться… справа и слева деревья и кусты… не зевай“.

Протопав довольно долго, мы, наконец, все в том же „строю“ подошли к Европейской гостинице… Вошел… Страшная винная (и иная) вонь. Дежурный офицер, шатаясь, протягивает мне руку, не рапортует… „Орлов, — говорит он, — в своем кабинете“. Я: „Немедленно приведите помещение в порядок… и подтянитесь“… Иду наверх, в первый этаж, к Орлову…

Вхожу… У письменного стола сидит Коля Орлов. Сидит с опущенной головой и, увидев меня, вскакивает… Я: „Что вы наделали?“ Орлов: „Да, я только теперь понял“… Я: „Нечего понимать. Вы хотите погубить наше дело. Не удастся!.. Сидите здесь и ждите моих приказаний — не смейте уходить“. Выхожу… Внизу и подъезда шум и гам… На дворе — вижу собраны роты… Увидев меня, командуют „смирно“… Я: „Господа офицеры ко мне“… Меня окружают… И вот что я им говорю (помню почти дословно): „Г. г. офицеры! Вы знаете, что произошло и что происходит… Наша армия отступает… Единственное убежище ее — Крым. Происшедшее же здесь разрушает наше дело; Армия и Россия в опасности. Держитесь крепко на своем посту, соблюдая дисциплину и порядок, в каждом вашем деле… Установите непосредственную связь со мной… Старшему из вас вступить в командование!“…

В этот момент подбегает „некто в сером“ и сообщает, что у прямого провода из Бахчисарая ген. Май-Маевский просит к аппарату. Я отправился на телеграф. „У аппарата ген. Май— Маевский“… Я назвал себя и добавил: „В городе все спокойно, жду распоряжений из Джанкоя“… Ген. Май— Маевский: „Рассчитывайте на меня, я в двухчасовой дальности от вас“. Распрощались. — Почти бегом возвращаюсь к группе офицеров, с которыми прервал разговор… Кто-то из них бежит мне навстречу и сообщает, что Орлов, Дубинин и несколько других его друзей… удрали, вероятно, на Алушту… Картина менялась…

Утром ко мне приехал полк. Городыский, судебного ведомства. На мой вопрос: „Дознание?“ — он поспешил ответить, что ему необходимо знать, как и в какой последовательности прошли события этой ночью. Я рассказал все подробно, полковник поздравил меня, сказав, что все могло бы кончиться много хуже — и для меня лично, и для всего гарнизона Симферополя. Конечно, мне не трудно было согласиться…»

На вопрос князя: «Что вы наделали?» — Орлов ответил: «Да, я только теперь понял». Дальнейших объяснений не последовало — что он понял. Понял ли он безрассудность его выступления в тот момент или, вообще, безрассудность всего затеянного им бунта? Однако, ему грозило неминуемое столкновение с войсками ген. Слащева, и Орлов отступил.

Он понял, очевидно, что вооруженное столкновение в этот момент спасти его не сможет. Орлов с незначительной частью отряда покинул Симферополь и по Алуштинскому шоссе ушел в направлении на Алушту, захвативши с собой 10 миллионов рублей, предварительно изъятых из Симферопольского казначейства. Из отряда в несколько сот человек ушло с ним, как передают, около 80–90 человек. Часть отряда, по-видимому, осталась, не желая следовать за Орловым, и осталась верной командованию; некоторая часть распылилась заблаговременно, как было указано раньше, видя неопределенность всего происходившего; наконец, часть, как говорят они сами, просто проспали — спали дома в эту ночь. Обстоятельство, что Орлов ушел только с сравнительно небольшой группой, еще раз показывает разношерстность отряда в смысле верности Орлову и его мыслям; показывает отсутствие дисциплины в отряде и растерянность, овладевшую командным составом, не смогшим удержать людей в своих руках. Орлов с остатками своего Отряда ушел в дер. Мамут-Султан, а оттуда в дер. Саблы, славившуюся уже и до революции неблагонадежностью населения. 24-го января утром в Симферополь прибыл ген. Слащев со своим конвоем и произвел смотр войскам гарнизона. Чины отряда кап. Орлова, оставшиеся в Симферополе, в этом параде не участвовали, как сообщает П. Многие из оставшихся рядовых членов Отряда были, однако, арестованы, но были быстро отпущены и направлены в другие части.

Генерал Слащев в тот же день издал приказ о поимке Орлова и приказ-обращение. Приказы эти, написанные в духе, характерном для ген. Слащева, приводим ниже:

1) «Приказываю всем должностным лицам и прочим гражданам России, в случае обнаружения в их районе предателя Орлова или его присных, доставить их ко мне живыми или мертвыми. Заранее объявляю, что расстреляю всех действующих с Орловым. 24 января, № 144».