Орлий клёкот. Книга 3 и 4 - [11]

Шрифт
Интервал

Перевернув шашлыки, взял ватной рукой флажок-опахало и принялся вращать им, стараясь делать это так же, как делал отец, — еще жарче дышит камин, обжигая лицо, но продолжает раздувать до белой накаленности угли, вдыхая успокаивающий аромат пригоревшего мяса, лимона и вина.

«Не подонок-белоручка, осилю!»

Еще раз перевернул шампуры, еще поддал жару, и когда жирные бараньи ломтики стали одинаково темно-коричневыми, выбрал самые лучшие и переложил на поднос.

— Ваше повеление, Трофим Юрьевич, выполнено в срок и качественно. Готов принять поздравление, ибо, как мы знаем, ласка приятна даже паршивому псу.

— Не ерничай, Сильвестр, — совершенно буднично ответил Трофим Юрьевич. — Бери вот рюмку и… Я поднимаю тост не за тебя шалопая-юнца, а за тебя — мужа. Я хочу, чтобы ты понял меня совершенно правильно и, надеюсь, ты одолеешь себя, — голос его обрел торжественность. — Ты обязан одолеть. Если тебе не безразлично твое будущее.

«Ого! Дает, козел!»

Пока еще не ясно Сильвестру, чего ради «одолевать себя», только Трофим Юрьевич — не мать, ему не сдерзишь. Перед ним все на задних лапках. Взял рюмку, опрокинул в рот (не впервой) и стал ждать пока управится Трофим Юрьевич со своей. Раньше, Сильвестру ясно, не заговорит о главном.

Долакал, наконец. За шашлык взялся. А Сильвестру невтерпеж. Поскорей бы узнать, что день грядущий готовит. Всех собрал, значит, не халявы ради какой-то.

— Ты слышал, Сильвестр, Демьяна Бедного: как родная меня мать провожала… Так вот, тебе черед подоспел. Тебя мать будет провожать.

Челюсть отвисла у Сильвестра. Подобного он даже предположить не мог. Ни разу в семье не заговаривали об армии. Институты выбирали, каждому в зубы и под хвост заглядывали, не устарел ли, престижен ли, аль нет, удобен ли для карьеры. Об этом говорено-переговорено так много, что для Сильвестра стало все едино, в какой институт отправят родители. И вдруг?!

А Трофим Юрьевич не реагировал на ставшее удивленно-вопросительным лицо Сильвестра. Будничным тоном продолжил:

— И не просто в армию пойдешь. В пограничные войска отправишься. Расстараюсь я это устроить.

— Защищать любезное сердцу Отечество, — съязвил Сильвестр, обретая дар речи. — Поворот убеждений?

Не забывайся, друг мой, что ты мужчина, и что прощалось отроку, то осудительно для мужчины, — для большей значимости сказанного Трофим Юрьевич погрозил Сильвестру пальцем. — Ты поедешь насаждать культ силы. Не разума, а силы.

— Не пойму. Сила армии в ее силе…

— Верно. Умница. Давай еще прошвырнемся, как у вас теперь модно говорить, по истории. Отчего неудачей был для большевиков девятьсот пятый? Армия ощетинилась штыками. И что дальше? Ленин напичкал армию своими людьми. А мы допустили ошибку — били по командирам, старались самые верхи обложить флажками, чтобы для энкавэдэ подбрасывать лакомые кусочки, а до рядового бойца, до корня, даже не старались дотянуться. Исправляться время пришло, нагонять то, что упустили.

— За такое дело, простите, — притронулся к усикам Владимир Иосифович, — не юнцу браться. Под трибунал угодить можно…

— Так вот, — совершенно не заметив возражения Лодочникова, продолжал Трофим Юрьевич. — В армию нужно внедрить законы бурсы! Да-да. Не перебивайте, — поднял указательный перст Трофим Юрьевич. — Именно бурсы! Или — концлагерей. Внедрять неспешно, но настойчиво. Сработает закон лавины. Обязательно сработает. И вот когда бурса обретет в армии силу традиции, тогда наступит время выпускать на арену самолюбивого, жадного до славы юнца, пусть не совсем одаренного, но все же с царем в голове, чтобы он грохнул повестью или даже романом. И вот тут — снова закон лавины. Пресса тут же подхватит. Журналистский мир жаден до сенсаций. Не ведая, что творят, станут они лепить статью за статьей, одна хлеще другой. А если газетчики и журналисты еще и поддержку почувствуют, тогда уж вовсе: раззудись плечо. И тогда юноши станут бояться призыва и, наверняка, искать любые предлоги, чтобы не идти на действительную, а проводы детей в военкоматы станут для родителей равнозначными проводам на фронт. Тогда начнется брожение умов, а сама армия потеряет главное — единство рядов и, стало быть, силу. А мы сможем бурсовские законы выдвинуть как сильнейший таранный аргумент для размывания авторитета армии.

— Утопия, — размякший и от выпитого коньяка, и от шашлычной пересытости сидел Сильвестр в кресле лениво развалясь, вытянув зажатые в джинсы ноги, и вяло возражал, словно отмахивался от чего-то назойливо-неприятного, совершенно нереального, но мешающего вольготной, бездумной ленивости. — Партия — ум, честь и совесть нашей эпохи. Разве комсомольцы восстанут против этого. Утопия. Едины народ и партия…

— Да-а-а. Я считал тебя умней, — с явным сожалением протянул Трофим Юрьевич. — Может, и впрямь отказаться от тебя. В институт ты не поступишь без моей поддержки, всегда тебе не будет доставать одного единственного балла. Из бригады, где ты сейчас значишься, тебя скоренько вышвырнут за прогулы, пойдешь ты на завод или стройку и станешь созидателем светлого здания для себя и своих потомков. Один тогда тебе путь — в изгои, — помолчал немного и словно советуясь сам с собой, словно сомневаясь в справедливости только что предложенного, продолжал с еще большей неспешностью. — Ну, что? Подкупает? Перестарались мы, вкладывая в тебя эгоизм, ума же в достатке не вложили. Уважение к собственной персоне, гениальной, бесподобной, напихали под завязку. Только хватит ли одного эгоизма? Вопрос вопросов… Не в бирюльки игра ждет тебя, терны ждут. Лавр появится позже. Его заработать нужно.


Еще от автора Геннадий Андреевич Ананьев
В шаге от пропасти

Со времен царствования Ивана Грозного защищали рубежи России семьи Богусловских и Левонтьевых, но Октябрьская революция сделала представителей старых пограничных родов врагами. Братья Богусловские продолжают выполнять свой долг, невзирая на то, кто руководит страной: Михаил служит в Москве, Иннокентий бьется с басмачами в Туркестане. Левонтьевы же выбирают иной путь: Дмитрий стремится попасть к атаману Семенову, а Андрей возглавляет казачью банду, терроризирующую Семиречье… Роман признанного мастера отечественной остросюжетной прозы.


Жизнью смерть поправ

Самая короткая ночь июня 1941-го изломала жизнь старшего лейтенанта Андрея Барканова и его коллег-пограничников. Смертельно опасные схватки с фашистскими ордами, окружающими советских бойцов со всех сторон, гибель боевых друзей… И ещё – постоянно грызущая тревога о жене и детях, оставшихся в небольшом латвийском посёлке, давно уже захваченном гитлеровцами… А ветерану Великой Отечественной Илье Петровичу опасности грозят и в мирной жизни. Казалось бы, выхода нет, но на помощь бывшему фронтовому разведчику приходят те, ради кого он был готов отдать жизнь в грозные военные годы.


Грот в Ущелье Женщин

Тяжела служба на Дальнем Севере, где климат может измениться в любую минуту, а опасность поджидает за каждым углом. А тут ещё летят над приграничной зоной загадочные шары-разведчики… Но капитан Полосухин, старший лейтенант Боканов, капитан третьего ранга Конохов и их боевые друзья делают всё, чтобы исполнить присягу на верность Отечеству, данную ими однажды.


Князь Воротынский

Известный историк Н.М. Карамзин оставил потомкам такое свидетельство: «Знатный род князей Воротынских, потомков святого Михаила Черниговского, уже давно пресекся в России, имя князя Михаила Воротынского сделалось достоянием и славою нашей истории».Роман Геннадия Ананьева воскрешает имя достойного человека, князя, народного героя.


Орлий клёкот. Книга первая

Великая Октябрьская социалистическая революция и гражданская война нашли свое отражение в новом романе Геннадия Ананьева, полковника, члена Союза писателей СССР. В центре внимания автора — судьбы двух семей потомственных пограничников. Перед читателем проходит целая вереница колоритных характеров и конфликтных ситуаций.Книга рассчитана на массового читателя.


Стреляющие горы

Остросюжетная повесть о российских пограничниках, которые вместе с бойцами других силовых структур участвуют в антитеррористической операции на Северном Кавказе. Чтобы дестабилизировать обстановку, бандитские группировки не гнушаются никакими средствами. В их арсенале — убийства мирных граждан и захваты заложников, теракты и нападения на приграничные населенные пункты. Но беспредельной жестокости противостоят мужество и долг «зеленых фуражек».


Рекомендуем почитать
Ранней весной

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Волшебная дорога (сборник)

Сборник произведений Г. Гора, написанных в 30-х и 70-х годах.Ленинград: Советский писатель, 1978 г.


Повелитель железа

Валентин Петрович Катаев (1897—1986) – русский советский писатель, драматург, поэт. Признанный классик современной отечественной литературы. В его писательском багаже произведения самых различных жанров – от прекрасных и мудрых детских сказок до мемуаров и литературоведческих статей. Особенную популярность среди российских читателей завоевали произведения В. П. Катаева для детей. Написанная в годы войны повесть «Сын полка» получила Сталинскую премию. Многие его произведения были экранизированы и стали классикой отечественного киноискусства.


Горбатые мили

Книга писателя-сибиряка Льва Черепанова рассказывает об одном экспериментальном рейсе рыболовецкого экипажа от Находки до прибрежий Аляски.Роман привлекает жизненно правдивым материалом, остротой поставленных проблем.


Белый конь

В книгу известного грузинского писателя Арчила Сулакаури вошли цикл «Чугуретские рассказы» и роман «Белый конь». В рассказах автор повествует об одном из колоритнейших уголков Тбилиси, Чугурети, о людях этого уголка, о взаимосвязях традиционного и нового в их жизни.


Писательница

Сергей Федорович Буданцев (1896—1940) — известный русский советский писатель, творчество которого высоко оценивал М. Горький. Участник революционных событий и гражданской войны, Буданцев стал известен благодаря роману «Мятеж» (позднее названному «Командарм»), посвященному эсеровскому мятежу в Астрахани. Вслед за этим выходит роман «Саранча» — о выборе пути агрономом-энтомологом, поставленным перед необходимостью определить: с кем ты? Со стяжателями, грабящими народное добро, а значит — с врагами Советской власти, или с большевиком Эффендиевым, разоблачившим шайку скрытых врагов, свивших гнездо на пограничном хлопкоочистительном пункте.Произведения Буданцева написаны в реалистической манере, автор ярко живописует детали быта, крупным планом изображая события революции и гражданской войны, социалистического строительства.


Орлий клёкот. Книга вторая

Вторая книга романа «Орлий клёкот» охватывает предвоенные годы и годы Великой Отечественной войны, которые еще отчетливее и глубже пропахали межу, разделявшую прежде враждовавших героев романа. Вторая книга так же социально конкретна и остросюжетна, как и первая.Книга рассчитана на массового читателя.