Орлиный услышишь там крик... - [38]

КАК БЫЛА РАЗГАДАНА ЗАГАДКА

…На «Северянке» за неделю нашего отсутствия ничего не изменилось, если не считать прибавившегося в научном отсеке груза — бутылок с пробами воды, которые при качке звенели на все лады, и нескольких отснятых кинопленок, запечатлевших плавающих рядом с лодкой рыб.

Сейчас мы готовимся к погружению. Посмотрим окраску моря.

Снова в балластные цистерны ворвалась вода, стих шум волн. Лодка уходила в глубину, расправив, как крылья, свои стальные рули. В иллюминаторе сразу же закружились рачки и медузы.

На всякий случай включен эхолот. Его мирное жужжание еще сильнее подчеркивало тишину.

— Погружаемся на глубину сто метров. Осмотреться в отсеках! — ворвался через динамик металлический бас капитана.

Всякий раз он напоминал об этом непреложном правиле подводников. Нужно было всем, кто находился в отсеках, проверить, не просачивается ли где вода. Не что иное, как все возрастающее давление, всегда мешало человеку проникнуть на большие глубины.

Чем ниже опускалась лодка, тем сильнее чувствовалась сырость. Бороться с ней не было никакой возможности. От нее не защищали ни специальная обмазка стен пробковой крошкой, ни горящие в полный накал электрические печи.

С каждым метром погружения холоднее становилась забортная вода. Показания термосолемера определили так называемый температурный скачок. Здесь, на глубине тридцать пять метров, вода достигла минимальной температуры, которая оставалась потом постоянной до самого дна.

В зоне смешения относительно теплого верхнего слоя с холодным на схеме получается резкий перелом кривой, напоминающий трамплин. Глубина скачка никогда не бывает постоянной, так как зависит она от множества вечно меняющихся факторов: от течений, солнечного прогревания, от волнений и ветра.

Вдруг на ленте эхолота появилась одна точка, другая, третья…

— Рыба! Честное слово, рыба!

— Где рыба?

— Кто ее знает. Судя по всему, сельди тут немало.

Лодка погрузилась ниже. Все мы невольно оглянулись на иллюминаторы. Неужели на этот раз будет разгадана злополучная загадка?

— Первому, кто увидит сельдь, отдаю свой ужин, — пошутил начальник экспедиции, стараясь скрыть волнение.

Но сельдь «видел» только эхолот. «Северянка» осторожно приближалась к косякам.

— Где рыба? Кто видит рыбу?

Мы молчали. Мы не видели сельди. Что-то темное ударилось о стекло и исчезло. В отдалении вьюном завертелась еще одна точка. В зеленой воде кое-где чернели крошечные организмы. Еле уловимые глазом, они походили на медленно поднимающийся к поверхности песок. В верхнем иллюминаторе вода была гораздо светлее. И тут можно было заметить более крупных рачков, которые напоминали нам, как и при первом погружении, обычных комаров. Но хоть бы одна рыбка промелькнула мимо! Одни лишь рачки, эти немые обитатели морской глубины, спокойно парили над лодкой.

— На какой глубине мы сейчас? — спросил ихтиолог у матроса, следящего за показаниями глубиномера.

— Тридцать пять метров.

— А где эхолот «пишет» сельдь?

Мы подошли к прибору. Точки и пятна обозначались против отметки тридцать — тридцать пять метров.

Когда лодка опустилась еще ниже, эхолот неожиданно перестал «писать» сельдь. Регулятор звука был повернут до предела. На ленте по-прежнему пусто. Тогда включили второй эхолот, вибраторы которого посылали сигналы вверх, но и здесь сельдь не «писалась».

Почему же на эхолотах прекратились показания?

Решили подниматься.

Уже когда мы были неподалеку от поверхности, на ленте нижнего эхолота снова обозначились сельдяные стаи. Они шли на той же глубине — тридцать пять метров, где мы тщетно пытались увидеть рыбу. Лодка погрузилась еще раз. Та же история… Никакой сельди не было.

— Да это же калянус! — воскликнул вдруг Соколов, — Вот он, виновник всех наших бед!

Он прочертил на листке поверхность моря и ниже провел другую линию:

— Это — глубина тридцать пять метров. Здесь эхолоты «пишут» сельдь. А на какой глубине температурный скачок?

— Тоже на тридцати пяти, — последовал ответ.

Скорость распространения звука зависит не только от солености, но и от температуры. Значит, там, где теплая вода соприкасается с холодной, сигналы встречают препятствие в виде этого температурного барьера и отскакивают от него, как шарик пинг-понга от ракетки.

— А калянус?

— Калянус развивается в зоне скачка так же быстро, как у полярного фронта Ян-Майена. Он-то и усиливает во много раз отражение импульсов. Эхо от температурного скачка и этих рачков возвращается обратно к эхолоту и «пишет» на ленте несуществующую сельдь.

Теперь стало ясно, почему в теплые месяцы, когда обильно развивается планктон и особенно ярко выражается температурный скачок, эхолоты вводят в заблуждение рыбаков. С наступлением осени температура воды в разных слоях становится более ровной, планктон рассеивается, и тогда эхолоты точно находят сельдь.

ДОМОЙ

…Описав по Атлантике широкий круг, лодка пересекла наконец линию Нордкапа — условную границу между Норвежским и Баренцевым морями.

Чувствовалось, что все устали. Приелись консервы, меньше стало шуток и песен. Все чаще кто-нибудь ронял сокровенное «Скорей бы домой…».

Лодка повернула на восток. Так же бойко барабанил дизель, выплевывая перегоревшую солярку, широким шлейфом волочился за кормой пенный след, и так же задумчиво, глубоко дышало море.