Орлиная гора - [33]

   Песка у ворот уже не осталось, пробивалась куцая трава. Княжич вскинул голову: штандарт обвис без ветра, никто даже не удосужился снять. Створки тяжело подались, распахнулись. Митька въехал во двор.

   Пусто.

   Солдаты Северного Зуба спешились, настороженно поглядывая на донжон и смотровые башни. «Они не посмеют стрелять! – Митька нашел взглядом окно капитанова кабинета. – Это будет мятеж». Пусть Герману терять нечего, но солдаты не решатся.

   – Оцепить двор. Проверить входы, – Александер остановил коня рядом с Митькой.

   Тишина. Какая непривычная тишина.

   – Пусть проверят конюшни, – повернулся княжич. По знаку капитана несколько человек сорвались, бросились в боковой проход.

   Очень тихо. И ворота не заперты. Не похоже на капитана Германа, уж он-то должен был ожидать возвращение княжича. «Бывшего капитана!» – зло поправил себя Митька. Спрыгнул с коня, достал из седельной сумки пистолет.

   Солдат выбежал из прохода, глянул нерешительно: кому докладывать? Выбрал все-таки капитана:

   – Конюшни пусты.

   Александер – выдержанный Александер! – площадно выругался:

   – Сбежал! Слизняк трусливый! Обыскать крепость! Все прочесать! Посмотрим, княжич, сколько в гарнизоне верных вам людей.

   Шаги глухо разнеслись в каменных коридорах. Пусто. Коней угнали, оружие увезли, продовольствие – все до последнего зернышка – выгребли. С обозом едут. Можно попробовать догнать. Но побег – слишком решительный шаг. Без стрельбы, ясное дело, не обойтись. А это уже война между князьями, королевский суд.

   Сошлись с поисковым отрядом в круглом зале.

   – Никого, капитан.

   Митька развернулся, пошел в библиотеку. Дверь плотно закрыта. Ручка привычно легла в ладонь, потянул. Взгляду открылись закопченные стены, остовы обуглившихся стеллажей. На полу – груда искореженных книг: черные переплеты, сгоревшие страницы. И не побоялся же в крепости пожар устроить! Хотя что Герману Южный Зуб? Митька тронул пепел. Треснуло, мазнуло подушечки пальцев. Сволочь. Осторожно, словно комнату с усопшим закрывал, потянул ручку.

   Перед дверью в свои покои Митька помедлил. Если капитан сжег библиотеку, то чего ждать здесь? Толкнул сворку – солнце, льющееся в окно, показалось ослепительным из полутемного коридора. Странно, все осталось как прежде, словно и не заходил никто. Митька торопливо прошел к гардеробной. Есть! Мундиры на месте, и все так же золотятся аксельбанты. Орел-покровитель, не обмани в надежде! Княжич пересек комнату, повернул тяжелое кованое кольцо на узкой дверце. Спасибо, хранитель рода! Меч на месте, капитан не решился его тронуть. Митька вытащил клинок – и словно отмершая частичка души ожила, когда увидел распахнувшего крылья Орла. Что же, есть и у Германа какие-то понятия о чести. Только уж больно куцые. Или нельзя так говорить? Разве может быть честь – кусочками?

   – Княжич! – долетел крик. – Княжич Эмитрий! Вас капитан зовут!

   Митька повесил меч на пояс, поправил шнур на рукаве. Что-то слышалось в голосе солдата, заставляющее напомнить себе: «Я княжич золотого рода».

   Верных оказалось четверо. Не похоронили, просто сбросили в холодный погреб. Кого застрелили, кому по горлу полоснули ножом. Митька каждому заглянул в лицо, шепотом повторил все четыре имени.

   – Распорядитесь насчет похорон, – повернулся он к Александеру. – Пусть из деревни священника позовут.

   Капитан не выдержал, бросил яростно:

   – Надо было тогда задержаться! Его счастье, шакалье, что на дороге мне не попался. Я бы его на дуэль!..

   – Нет! Много чести для него на дуэли биться. Вы тоже так думаете. Потому и не вернулись после.

   Александер коротко кивнул.

ЧАСТЬ II

Глава 6

   Темка перекатывал во рту каждую ягодку, прежде чем прижать языком к небу. Прохладная, круглая, нажать посильнее – и брызнет спелой мякотью. Смородину беженцы привезли, Александер сторговал у них целую чашу. Можно горстями есть, но так – вкуснее.

   Лисена довольно захихикала. Девчонка зажала в перемазанных соком пальцах смородинку и дурачилась: стоило княжичу вытянуть губы, как отдергивала ягоду.

   – Митька, дай ей по шее, а? – сорванный несколько дней назад голос еще хрипловат, и смешок вышел больше похожим на кряхтение.

   Княжич Дин, сидящий на подоконнике, дипломатично хмыкнул, но не вмешался.

   – Вредины, – пробурчал Темка. Блюдо стояло у него на коленях, но разве зацепишь ягодку замотанными чуть ли не до локтей руками? Да и, честно говоря, страшно шевельнуть пальцами: вдруг снова вернется боль. – И ты, Александер, тоже!

   Капитан глянул с любопытством: за что такая немилость?

   – Ага! Зачем ты Дарике ленту отдал? Она же ее сожгла! Не могли на память оставить.

   – Дурак! – высказалась Лисена. Чем-чем, а почтительностью девчонка не отличалась.

   – Элинка! – нахмурился капитан.

   – А что? Траурную ленту хранить – совсем спятить нужно! Мама так плакала, когда ты штандарт перетягивал.

   – Все равно нельзя так с княжичем, – Александер рассердился всерьез.

   Лисена виновато шмыгнула носом и с еще большим усердием принялась скармливать Темке ягоды.

   – Сама тоже ешь, – он мотнул головой, отодвигаясь от ладошки, полной смородины. Элинку уговаривать не надо, тут же засунула в рот целую горсть, довольно зажмурилась.