Орленок - [2]

— А ушица? — спрашивает хозяин. — Или не поспела? Жаль! Окуньки-то больно хороши.

Надежда Самуиловна отворачивается, смущенная. Шура ей все рассказал, и она не знает, как выгородить любимца.

Шура переводит глаза с матери на отца, потом выпаливает сразу:

— Ты, папка, не сердись, уху мы с ребятами съели.

— Всю? — изумляется отец. — Да ведь там их штук двадцать…

— А какие мы голодные были! — с запалом перебивает Шура. — Шутишь! Ведь целый день работали. Вот погляди!

Он кладет перед отцом только что сделанное оружие. Павел Николаевич одобрительно разглядывает деревянные пистолеты, пулеметы, ружья. Он тоже мастер на все руки и очень ценит в сыне эти унаследованные от него способности.

— Чистая работа, сынок! А все же об ухе сказать надобно. Окуней не жалко, не покупные, еще наловить можно, а плохо, что об отце с матерью не подумал.

— Я подумал, — с жаром перебивает Шура, — честное пионерское, подумал, только поздно. Ребята так прихватились! Гляжу — уж и дно видать.

— Да будет тебе, Павел Николаевич, — перебивает жена, — есть об чем толковать!

Подобравшись к Большой Медведице, луна бледнеет, и уже не янтарные, а серебристо-голубые отсветы падают с высоты на засыпающую деревню.

В хате Чекалиных гаснет свет. На залитый лунным сиянием пол ложатся теневые квадраты от оконных рам. Трубка Павла Николаевича раскаленным угольком маячит над его койкой. Надежда Самуиловна расчесывает на ночь косу.

— Давеча Марфутка мне встретилась. «Когда, говорит, ребят своих уймете? Покоя от них нет. Со всей деревни парнишки к вам сбегаются. Крик, шум, всякое озорство. Подумать надо. И что бы, говорит, им на том конце, по очереди друг у дружки собираться! Так нет же, как назло — все у вас да у вас». — «Простор им у нас, говорю, Марфа Тимофеевна, свобода. Никто им играть не препятствует. Вот они к нам и льнут. А что шумят, так на то они и дети. Без этого, говорю, нельзя»… Ты что, Паша?

Он не откликнулся. Алый уголек, маячивший над его койкой, погас. Надежда Самуиловна доплела косу и растворила окно. Пахнуло черемухой. Где-то совсем близко защелкал соловей. Надежда Самуиловна постояла у окна, потом обернулась, прислушалась к сонному дыханию мужа и детей и, счастливо чему-то улыбаясь, улеглась сама.

В древнем городе Лихвине

Мирно дремлет древний город Лихвин на холме над тихой обмелевшей Окой. В пышной зелени фруктовых садов наливаются сладкими соками румяные яблоки, янтарные груши, бархатисто-лиловые сливы.

Посредине города — площадь. Заросший травой скверик. Бюст Ленина. Три-четыре деревянные скамейки. Вокруг площади несколько каменных домов старинной кладки со стенами в метр толщиной. В разные стороны от площади расходятся улицы, мощенные острым булыжником. А подальше тянутся кривобокие бревенчатые домишки. Разбитые дощатые тротуары хлопают под ногою прохожего. Козы щиплют траву вдоль заборов, за которыми буйно зеленеют обильные огороды.

Где-то кричит петух. Посредине улицы босоногие ребятишки по щиколотку в глинистой вязкой грязи пускают бумажные кораблики в колдобине с еще не просохшей от последнего дождя водой.

Не то город, не то деревня.

Без малого четыреста лет тому назад Лихвин был в чести. Грозный царь Иван Васильевич приказал укрепить его дубовым тыном и пожаловал лютой опричине, верной своей помощнице в борьбе с боярской крамолой. А когда настала великая смута на русской земле, когда князья и бояре, служилый люд и холопы поднялись на царя Василия Шуйского, кто ради власти, кто ради счастья и воли, а кто ради легкой наживы, Лихвин попеременно занимали враждующие рати. Жителям чинили они увечье и смерть, обиды и всяческое угнетение. Обезлюдел тогда Лихвин, разорился да так с той поры и не мог оправиться.

Многие десятки лет дремал уездный город Лихвин на холме над тихой Окой. Не слишком предприимчивые местные купцы грузили свои товары на баржи и мелкие суда, а после коротали досуг за пузатым самоваром в затхлых покойчиках собственных домов, провонявших лампадным маслом и квашеной капустой, или в трактире, проливая пьяную слезу над стаканчиком.

Раз в три года съезжались сюда окрестные помещики на выборы предводителя дворянства и целыми ночами резались в карты или беспутничали среди опустошенных бутылок с шампанским, коньяком и ликерами.

Советская власть обратила уездный город Лихвин в районный центр. В бывших купеческих домах обосновались райком партии, комсомола, райисполком, народный суд, библиотека, школа-десятилетка. От Тулы до Лихвина пролегла ширококолейная железная дорога. В киоске появились «Правда», «Известия», областная газета «Коммунар».

Когда Надежду Самуиловну назначили директором лихвинского универмага, в город следом за ней переехала вся семья. Шуре было уже пятнадцать лет. Он окончил семилетку. Продолжать учиться — Лихвина не миновать, а жить на два хозяйства тоже никакого расчета. Чекалины сняли в Лихвине деревянный домишко с палисадником и широким, заросшим травою двором. Перекочевали в город и Тенор с Громилой и ручная галка с белками. Но Шура заскучал.

Что такое Лихвин? Не то город, не то деревня. Правда, есть кинотеатр, зато нет землянки под горкой. А главное, нет старых товарищей. Сережа Аверин и Жора Холопов, окончив семилетку, остались работать в колхозе. Левушка Виноградов продолжал учиться в Песковатской школе. Он был только в пятом классе.