Орланда - [53]
Тут Алине в голову пришла мысль, напугавшая ее своей откровенностью. Значит, он в моей власти.
«Но к чему нас все это приведет?» — спрашивала себя Алина. Она не могла не признать, что отсутствие Альбера ей удобно: ну и ладно, ну и хорошо, просто великолепно — будем воспринимать вещи такими, какие они есть, и будь что будет!
— Хочешь кофе?
— Нет, спасибо. Я чудно позавтракал. Поль Рено готовит на английский манер — жареный бекон с глазуньей и горы тостов со слегка пришпаренными помидорчиками. Обожаю!
— Надо же! А я вот утром никогда не хочу есть.
— Конечно, но мне-то — двадцать лет!
Вот негодяй! Сколько можно тыкать ей в нос своим возрастом! Алина решила быть снисходительно-терпеливой.
— Да уж… Когда мы «расстались», тебе было тридцать пять, так что ты, должно быть, ловишь кайф.
— А я, знаешь ли, никогда не ощущал себя тридцатипятилетним — у меня ведь не было собственной истории. Скажем так: я был «заперт» внутри твоего возраста.
Алина, твердо решившая оставаться идеальной хозяйкой, любезно спросила:
— Что тебе предложить?
— Ванну! — плотоядно воскликнул он. — Обожаю мою новую жизнь, меня все очаровывает — кроме туалетных комнат, где нет нормальных ванн, а если и есть — они почему-то рассчитаны на карликов, в них иногда и сесть-то можно с трудом.
— Будь как дома.
— Тыщщща благодарностей! — смеясь, проговорил он.
И Алина с Орландой самым естественным на свете образом вместе отправились в ванную.
Она села на бортик, открыла краны, отрегулировала — точно зная, какой температуры должна быть вода, а Орланда в это время беспечно раздевался, совершенно счастливый оттого, что вернулся в родные стены. Вот он застыл, как вкопанный, перед туалетным столиком:
— Ой-ёй! Мамочки мои! Косметика, молочко для снятия грима, лосьон для поддержания водного баланса, дневной крем, ночной крем, крем от отеков вокруг глаз, тональный крем, тушь, лак для ногтей, смывка — «все, что нужно для души»! Я уж и позабыл!
— Полагаю, ты бреешься…
— Ага, но это не так занудно. Кстати, ты напомнила — сегодня утром я как раз забыл побриться.
Он наклонился к зеркалу над раковиной.
— Хорошо быть блондином — отросшая щетина не так заметна. У Альбера уже весь подбородок был бы черным. Люблю волосатых мужиков, да я и сам мохнатый — мне и вправду здорово повезло с Люсьеном!
Алина открыла шкафчик, чтобы взять полотенца и махровый халат. Когда она обернулась, голый Орланда рассматривал себя в трехстворчатом зеркале. Автоматизм воспитания сработал мгновенно — она прикрыла глаза. Он ахал-охал, восклицая:
— Черт, впервые вижу себя целиком! Да я еще красивее, чем думал! Ты посмотри! Спина великолепна — линия длинная и прямая, бедра узкие, талия тонкая, ягодицы поджарые и мускулистые, а как красиво свет играет на блондинистом «оперении»! Об-б-божаю себя. Уверен — я и тебе нравлюсь.
Он повернулся к ней, выставляя себя напоказ — чтобы и она повосхищалась. Орланда спрятался от взгляда Мари-Жанны, но — и это же естественно, ведь правда! — Алина совсем другое дело, и его вовсе не смущает легкий намек на возбуждение перед его прелестями.
— Да, я красив!
Их эстетический вкус черпал вдохновение из одного источника, и Алина вынуждена была согласно кивнуть.
— Но ты к тому же чертовски самодовольная скотина!
— А вот и нет! Ты забываешь, что я восхищаюсь Люсьеном Лефреном. Теперь он выглядит даже лучше, чем в момент моего «вселения». Ему недоставало уверенности в себе, но я провел достаточно времени в каземате твоей скромности, чтобы не повторять твоих ошибок. Ты могла бы выглядеть намного красивее, тебе не хватает всего лишь объективного взгляда на себя со стороны, я же именно так смотрю на Люсьена. Я не жил внутри его личности, не создавал его комплексов, но присутствовал при зарождении твоих. Зачем мне — с таким совершенным телом — повторять твои ошибки?
Застенчивая? Неуверенная в себе? Он влез в ванну, погрузился под воду. Алина рассеянно взглянула на свое отражение в большом зеркале. Ей всегда казалось, что она знает цену своим физическим достоинствам и недостаткам, так что тут вкручивает ей этот голый юнец? Встав, она надела серые брюки — они ей очень шли! — и свитер в тон. Наряд был изысканным, хотя Алине, возможно, не хватало блеска — она не стала краситься. Она села перед зеркалом, взяла тушь.
Хорошо одета? Алина застыла: она подумала об одежде, он — о ее теле. То есть о своем теле? «Не важно, — говорит она себе, — будем честны, я действительно подумала о тряпках, которыми обрамляю свою личность, но не о самой личности. Я действительно знаю себя как облупленную, а Люсьен — Люсьен? — он Люсьен только физически, когда я думаю о нем, должна была бы, по сути дела, думать о себе! — так вот, его отношения с телом, в котором он живет, похожи на первые свидания с тем, кто тебе нравится. Он находит себя красивым — и он прав, а я вот вряд ли могла бы встать перед зеркалом и взволноваться при виде того, к чему привыкла, как к старому пальто!»
