Орланда - [31]

Ну, для Поля Рено естественно задаваться таким вопросом, но мы-то, мы — знаем.

Подождем.

Пропустим несколько кадров — я пока снова принесу извинения Вирджинии Вулф — и продолжим.

— Все-таки странно, что молодой человек, которому едва ли больше двадцати и который до вчерашнего дня работал в журнале, собиравшемся опубликовать материал о диве с более чем странным и смешным сценическим псевдонимом, бросает взгляд на книжный шкаф и тут же понимает, в какие годы ее собирали! Я никогда еще не читал настолько плохой литературы: следовательно, он читает только хорошую литературу. Да-да, он что-то говорил о плагиате, о Бальзаке и о Люсьене де Рюбампре. Я не открывал романов с лицейских времен и не уверен, что вспомню, в каком именно искать Люсьена де Рюбампре. Конечно, по возрасту он гораздо ближе к школьной скамье, чем я, но разве я тогда прочел хоть что-нибудь помимо обязательной по программе «Евгении Гранде»? Я предпочитал музыку чтению: малыш Люсьен, кажется, больше расположен к филологии. В конечном счете никакой тайны, скорее всего, не существует: он любит литературу, но работает, чтобы зарабатывать на жизнь, возможно, он еще учится и сам платит за учебу, а я просто отношусь к тому типу людей, которые его привлекают.

Он мельком подумал о двух очень молодых женщинах, проявивших к нему благосклонность, и сказал себе, что может признать — и это вовсе не бахвальство, а всего-навсего здравый смысл, необходимый любому честному человеку! — что ему случалось нравиться.

— Прекрасно, здесь и остановимся, он вернет мне книгу моей матери, и я о нем забуду.

Что ж, посмотрим.

* * *

Орланда, застыв на тротуаре, смотрел, как отъезжает машина, в которой разнервничавшаяся Алина с трудом заставляла себя слушать комментарии Альбера к последнему повороту дела Бордье (напомним, что речь шла о серьезных проблемах внутреннего движения). Алина была очень занята весь день, и так было лучше для нее, потому что, стоило ей отвлечься, и она оказывалась во власти того же невероятного напряжения, что накануне выгнало ее из дому. «Что со мной?» — спрашивала она себя, хватаясь то за одно занятие, то за другое, и все ускоряла и ускоряла темп… чтобы не было времени подумать и ответить на собственный вопрос. В шесть ей пришлось вернуться и тщательно скрывать свою вздрюченность от Альбера. Он и сам был достаточно раздражен: Бордье поддались настроениям Ренье и заговорили о поездке в Гонконг — осмотреть на месте башню Фостера.

— Ты только вообрази! Отец и двое братьев, Ренье и я — Мальбруки хреновы! — летим пятнадцать или двадцать часов самолетом, причем из Парижа либо с пересадкой в Токио, в Гонконг на каком-нибудь жутком драндулете, в аэропорту стоит «под парами» наемный автомобиль, и вот пятеро важных мужчин в костюмах с кейсами в руках сходят с трапа — берегись, город, гангстеры идут! Нас сопровождают неестественно чинные банкиры, они везут нас смотреть эскалаторы — смотреть, смотреть и еще раз смотреть! Необходимо оправдать затраты на поездку, так что придется смотреть внимательно, до черных мух в глазах, и тогда уж обратно — в гостиницу, а банкиры, естественно, ужинают с нами, мы разговариваем, а на следующий день все сначала. Разворачиваются и изучаются планы, Бордье задают вопросы — ты и представить себе не можешь, какие невероятные вопросы они умеют задавать! Езда — так езда, говорит старик, и сыновья дружно кивают. А вы можете это сделать? Я могу. Ах так, вы можете! Он может. Мы уезжаем. Придется снова возвращаться в Токио, ждать вылета — не знаю, сколько рейсов из Токио каждую неделю, если очень сильно повезет, я увижу Фудзияму — в прошлом году был такой сильный туман, что Антуан ни черта не разглядел. Неделя — я уверен, целая неделя будет потеряна для работы!

— Ты не можешь их разубедить?

— Клиентов стоимостью в пятьсот миллионов долларов, желающих еще больше раздуть общую смету, не разубеждают!

Алина машинально произнесла несколько сочувственных слов, но мысли ее витали где-то далеко. Она целых два дня устраняла из подсознания пломбир и вот теперь в бешенстве спрашивала себя: неужели я достигла того возраста, когда баб начинает тянуть на «свежатинку»? Собраться ей удавалось только за работой. Алина находила чисто библиографические «раскопки» безумно скучными и потому «посадила» двух студентов на тему полового созревания, а теперь вот была очень рада, что они пока ничего не нарыли.

Текст ее лекции был готов уже в воскресенье, но она продолжала писать и постепенно у нее рождалась полновесная статья — именно такая, как она любила. Алина знала наперед, какой будет судьба этой статьи: ее прочтут несколько человек, скажут: «О да…», «Интересно, интересно…» — и забудут. В этой ситуации на выручку приходила природная скромность: удовольствие ей доставляли размышления, на остальное она плевать хотела! Но Алина находила оскорбительным то и дело натыкаться в своем мозгу на образ белокурого молодого человека, который смотрел ей прямо в глаза и весело смеялся: неприличную навязчивость она могла — ну естественно! — объяснить только неуместным для уважающей себя женщины плотским влечением. Увидев его перед своей дверью, Алина почувствовала, что ее затягивает какой-то злой вихрь, и сказала себе, что была наивна, отбросив как дикую идею о том, что он хочет ее соблазнить и что ей следовало отбрить его гораздо жестче и решительнее, а она вела себя, как девчонка, и нечего упрекать мальчишку за то, что он этим воспользовался. Алина не узнавала себя в женщине, которая идет есть мороженое с незнакомцем, и приписывала гневу на себя самое нервное возбуждение, возраставшее по мере того, как машина удалялась от истинной причины этого возбуждения.