Орион в эпоху гибели - [87]

Присев на землю, я привалился спиной к грубой коре могучего клена и глубоко задумался над своими дальнейшими действиями.

Пытаться в одиночку добраться до крепости Сетха, располагая лишь кинжалом, деревянным копьем и несколькими каменными орудиями, – просто безумие. Мне нужна помощь, а это означает, что придется вернуться к творцам.

Я искал другой выход не один час. Мне не хотелось возвращаться к ним, я мечтал избавиться от них раз и навсегда. Или, по крайней мере, я жаждал встретиться с ними на равных, как человек, уничтоживший самого опасного их врага, пользуясь лишь своим умом и собственными силами, а не как ущербная кукла, неспособная к правильным действиям и вечно нуждавшаяся в помощи.

Альтернативы не было. Нельзя встречаться с Сетхом в одиночку и без оружия. Мне необходима их помощь.

Но при этом я сознавал, что стоит мне попытаться войти в контакт с творцами, и Сетх засечет мой мысленный сигнал, как змея, беззвучно ползущая во тьме, улавливая тепло тела своей жертвы. Если я попытаюсь связаться с ними и мне это не удастся, через пару часов Сетховы демоны окружат меня.

Выходит, я не могу просто послать сигнал творцам в надежде, что они перенесут меня к себе сквозь пространственно-временной континуум. Я должен совершить скачок самостоятельно, своими силами.

На землю опускалась ночь. Во тьме стрекотали сверчки, жужжали насекомые. Взобравшись на клен, я вытянулся на его могучем суку. На дереве я чувствовал себя в большей безопасности, чем на земле.

Сетх приписал бы это проявлению моей обезьяньей натуры, но я действительно как-то успокоился.

Закрыв глаза, я старался припомнить, что чувствовал во всех случаях, когда меня переносили сквозь континуум из одной точки пространственно-временного вектора в другую. Вспомнил смертную муку, повторявшуюся снова и снова. Сосредоточившись, я заставил себя отбросить мысли об этом, увидеть, что таится по другую сторону боли, отыскивая воспоминание о том, как меня транслировали сквозь континуум.

Я уже совершал такое прежде, хотя не исключено, что кто-нибудь из творцов помогал мне, не сказав об этом. Теперь же я стремился проделать переход совершенно самостоятельно. Смогу ли, сумею ли?

Секрет заключался в том, что надо сконцентрировать достаточно энергии для искривления пространственно-временного вектора. Энергия поддается такому же сознательному контролю, как и материя. А вселенная полна энергией до краев. Звезды излучают ее, щедро одаряя ею континуум. В тот самый миг, когда я лежал, вытянувшись на суку, бессчетные квинтиллионы нейтрино и космических частиц пронизывали мое тело, роились вокруг меня.

Я взял их энергию. Сфокусировав ее разумом, как линза фокусирует свет, я подчинил ее своей воле. И снова ощутил мгновение обжигавшего холода, миг небытия, означавший перенос через бездны континуума.

Открыв глаза, я увидел город творцов, увидел величественные храмы и памятники, запечатлевшие многие века истории человечества. Пустота и безмолвие. Город брошен.

В высоте искрился энергетический купол, слегка позолотив девственную голубизну небосвода. Где-то на этой безмятежной Земле по-прежнему жили люди, очень похожие на меня самого, жили своей нормальной жизнью, полной печалей и радостей, любви и работы. Но творцы бежали.

Не один час гулял я по городу творцов, превратившемуся в памятник, воздвигнутый ими себе. Мрамор и бронза, золото и нержавеющая сталь, стекло и полированное дерево. А что толку? Обитель богов пока обходится без них, да вот надолго ли? Долго ли континуум будет сохранять стабильность, если Сетх по-прежнему жив, а творцы затерялись среди звезд? Долго ли просуществует род людской, если его беспощадный враг не оставил стараний истребить всех людей до последнего?

Я снова забрел на главную площадь, оказавшись лицом к Парфенону и статуе Афины. На меня смотрело лицо моей Ани; греческий боевой шлем был чуть сдвинут на затылок, изящная рука сжимала огромное копье.

Я простер руки к высившейся надо мной тридцатифутовой статуе, вопрошая бесчувственный мрамор:

– Разве могу я победить в одиночку? Разве я способен на такое?

И тут статуя шевельнулась. Мрамор озарился внутренним светом и затеплился цветами жизни. Ее раскрашенные глаза ожили и устремили на меня серьезный, мрачный взор. Губы зашевелились, и зазвучал знакомый мелодичный голос:

– Любимый, ты не один.

– Аня!

– Я всегда с тобой, даже если не могу помочь тебе напрямую.

– Ты покинула меня однажды! – Память о том, как она отреклась от меня, все еще жгла мою душу.

– Я ужасно стыжусь содеянного, Орион. – Живое лицо статуи готово было расплакаться.

– У тебя не было иного выбора, – будто со стороны, услышал я собственный голос. – Я знаю. Я понимаю. Моя жизнь не так уж важна по сравнению с выживанием всех творцов. И все же это ранит меня больнее Сетхова огня.

– Мной двигали вовсе не столь уж благородные побуждения. Я исполнилась страха смерти. Как простая смертная, ринулась я спасать собственную жизнь, бросив самого любимого во всех вселенных человека на милость жесточайшего из жестоких.

– Я поступил бы точно так же, – отозвался я.

– Нет, Орион, – горестно улыбнулась она. – Ты бы погиб, защищая меня. Ты отдавал свою жизнь множество раз, но, даже столкнувшись с угрозой полного и окончательного уничтожения, попытался бы оградить меня ценой собственной жизни.