Орина дома и в Потусторонье - [3]
Тут он заметил, что с ребенком не все в порядке — знать, младенец не отрыгнул остатки молока, неопытная мать не подержала дитя столбиком, как положено, не положила на бочок, — и вот результат: сейчас ребенок — его подотчетный ребенок! — задохнется! Что же делать?
Он испытал вдруг подлинный ужас: этап, не успев начаться, мог закончиться… Хотя сам не далее как несколько минут назад — мечтал об этом… Но одно дело мечтать — а другое… Или мысль — его мысль — материальна, и желание тут же исполняется?.. Нужно что-то немедленно предпринять — но что?! Что он может сделать без рук, без ног?! Он юркнул в дверной проем, который принял вначале за раму картины, — и оказался в соседнем, пустующем помещении. Оттуда, уже сквозь мощную преграду печи, — искать легких путей не было времени, — рванул в кухонный кут: тут сидела разомлевшая преступная мать, преспокойно попивавшая чаёк пополам с козьим молоком!
Сана, не зная, что предпринять, не нашел ничего лучшего, как вломиться в правое ухо женщины — нырнул в барабанную полость и, миновав пещеру, по ушному лабиринту, через окно улитки и преддверный нерв проник в кору головного мозга. Там — голосом самой женщины — он запел колыбельную: «Баю-баюшки-баю, не ложися на краю, придет серенький волчок и ухватит за Бочок, и ухватит за Бочок…»
«Ребенка нужно класть на бочок, а под спину — скатанный из пеленок валик…» — всплыла наконец у беспели спасительная мысль. Женщина тут же подхватилась — и кинулась к оставленному младенцу: тот уж почти задохся, мать подняла его, перевернула книзу головой и принялась трясти. Рвотные массы выкинуло наружу — глотка ребенка освободилась для дыхания, и девчонка тут же заверещала.
А Сана, пятясь как рак, выкатился из уха на волю — встряхнулся, постаравшись вернуть себе прежнее вихреобразное обличье: его заплело в чужой голове зигзагами, точно высокогорную дорогу.
Он так устал, что не заметил, как откинулся — в последний момент сумев все ж таки закатиться под кровать, чтоб никому не попасться под ноги.
Пришел он в себя от шума голосов и хлопанья дверей — над ним тюремной решеткой раскинулась проржавевшая сетка кровати, придавленная периной и провисшая посредине.
Младенец преспокойно спал в своей расписной зыбке. Сана скользнул в прихожую, взлетел — никем не замеченный — на голую, висевшую на длинном шнуре лампочку — и сверху принялся наблюдать за происходящим.
В дверь ввалилась, отдуваясь, бабка девочки Пелагея Ефремовна: пришла-де с базара, в Агрыз ходила, десять километров туда да десять обратно, ну-ка посчитай! А ведь не молоденькая уж, но, слава богу, все яйца продала, пошли нарасхват, ни одного не побила!
Мать младенца, суетясь, помогала бабке снять с плеч котомку, — кликали ее Лилькой. Не успела Пелагея опростать котомку и с толком рассказать про торговлю, как прибыли еще двое: младшая дочь Пелагеи и тетка девочки — Люция с мужем Венкой. Дядя и тетя небрежно, но с тайной гордостью вывалили на длинный стол, застланный клеенкой с выгоревшим рисунком, связки баранок, банки с тунцом и сгущенкой, пачку индийского чая: дескать, в заводской лавке продавали, на «Буммаше», и это еще что — Венке, дескать, со дня на день обещаются квартиру дать! Сана заметил, что и вторая сестра черевоста. Приглядевшись, он увидел и плод: тоже девчонка!
А Лильке было не до гостинцев, не до чужих квартир: не терпелось показать сестре новорожденную. И вот Люция поспешила в спальню-детскую и, склонившись над зыбкой, взвизгивая, принялась дивиться на невиданную и неслыханную красоту младенца: дескать, а чей это у нас такой носишечка, а чьи это у нас такие крошечные пальчики, а чей же это у нас ротанюшка… Сана успел спланировать ей на макушку и теперь хмурился: с каждым восторженным словом из глаз женщины сыпались и, буровя кожу его подопечной, проникали в тело — крохотные создания, похожие на пиявок с оскаленными личиками… Но Пелагея Ефремовна не дремала: она принялась сплевывать и стучать по столу, а после показала младшей дочери смачный кукиш: от чего микробные создания истаяли — и, в конце концов, бесследно растворились в кровотоке младенца.
— Чего ты мне кукиши-то кажешь? — возмутилась Люция.
Пелагея в ответ многозначительно заявила:
— Перо скрипит, бумага молчит…
— Я не бумага, — оскорбилась младшая дочка. — Это на Венкином заводе машины выпускают, которые бумагу будут делать, а я покамесь не бумага, на мне никто ничего не напишет… И молчать я не собираюсь! Лиль, а зачем ты ребенка в удмуртской зыбке держишь? — обратилась тут Люция к сестре, и, понизив голос, добавила: — Скажут, вотянка рыжая…
— С какого боку вотянка-то?! — изумилась мать младенца. — Андрей — русский, я — тоже. И не рыжая она вовсе, темненькая, вот смотри…
— Мало ли… Найдут, с какого… А волосики у девочки всё ж таки не черные — а каштановые. Эх, деревня вы, деревня! Не могли в Город за детской кроваткой съездить?!
— Да некогда было… — стала оправдываться Лилька. — Да еще найди-пойди в твоем Городе кроватку-то, не на каждом ведь углу их продают! И как ее тащить из Города? Лошадь надо просить в Леспромхозе: дадут — не дадут… А тут Маштаковы за так отдали зыбку. А что: красиво и удобно!..
Ваня Житный — сирота, живущий у бабушки–ведуньи, отправляется в очередное путешествие со своими новыми друзьями: таинственной девочкой и лешаком. Путникам предстоит преодолеть опасности, вполне реальные и вполне сказочные. Что страшнее — сказка или быль, неизвестно.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В новой серии приключений Вани Житного герой со своими друзьями — домовым Шишком, лешачком Березаем и летающей девушкой Златыгоркой — отправляются на Балканы в поисках последней самовилы. Их ждут опасные приключения и путешествия во времени, в результате которых они оказываются на войне, расколовшей бывшую Югославию.
Эта книга — современная сказка про найдёныша Ваню Житного, который отправился вместе со своими спутниками — помощниками домовиком и петухом в далёкое опасное путешествие за волшебным мелом. Он попадает в лес, где живут людоеды, знакомится с лешими, водяными, и в конце концов оказывается в Москве в октябре 1993 года…
Действие романа разворачивается в 1970-е годы. Интрига так или иначе затрагивает судьбы обширной галереи действующих лиц, каждого — со своей загадочной и драматической историей, своими терзаниями, заблуждениями, своими пороками и страстями. Начинаясь как стилизованная история предательства и мести, сюжет преодолевает пороги детективных коллизий и постепенно входит в русло вполне земного, даже натуралистического реализма и, проведя читателя сквозь физические и душевные страдания персонажей, когда уже кажется, что все обречены и выхода нет, вдруг совершает новый поворот.
Елена, пожилая женщина, получившая в наследство домик, находит в печи не до конца сгоревшую таинственную книгу и, воспользовавшись рецептом из нее, становится подростком. Жизнь и приключения старушки в теле девочки, – которой приходится заново налаживать отношения с семьей, а также вновь отправляться в школу, причем на ее пути то и дело возникают чудовища, то ли мифические, то ли вполне реальные, – составляют сюжет этой кавказской феерии.
Фантастические истории, включённые в эту книгу, в большинстве своём были написаны автором в 80-е годы и публиковались в известном ленинградском журнале «Искорка».Читателям этих повестей было тогда по десять-двенадцать лет, и теперь уже у них есть дети примерно того же возраста, которым и предназначено новое издание этих смешных, весёлых и грустных историй, где действуют пришельцы с других планет, с интересом и волнением наблюдающие за нашей жизнью.
Фантастические истории, включённые в эту книгу, в большинстве своём были написаны автором в 80-е годы и публиковались в известном ленинградском журнале «Искорка».Читателям этих повестей было тогда по десять-двенадцать лет, и теперь уже у них есть дети примерно того же возраста, которым и предназначено новое издание этих смешных, весёлых и грустных историй, где действуют пришельцы с других планет, с интересом и волнением наблюдающие за нашей жизнью.
В сказочных историях про Маленькую Волшебницу автор изображает мир ребенка, такой красивый и такой одинокий среди вечно занятых взрослых. А ведь каждый ребенок, согласитесь, волшебник!
Вы мечтали увидеть живых динозавров?! Пожалуйста. Настоящие динозавры летают над Кремлем, плавают в Москве-реке, носятся друг за другом по улицам и проспектам. Ужас для взрослых, радость для детей и большая проблема для Макса – московского школьника из весьма необычной семьи. Ведь динозавры родились в его доме и стали его друзьями. И теперь ему необходимо найти для них... параллельный мир, где они будут чувствовать себя в безопасности.
Книга Сергея Лукницкого «Это моя собака» включает в себя несколько забавных историй, написанных от имени фокстерьера Пирата. Эта добрая и умная книга адресована и детям, и их родителям. «Для детей надо писать так же, как для взрослых, только гораздо лучше.» К сожалению, эта мысль Максима Горького сегодня забыта. Для детей пишут любовные и детективные романы примитивным языком. Сергей Лукницкий возвращает детям добрый юмор Саши Чёрного, Корнея Чуковского, Алексея Толстого и других больших писателей, подаривших многим поколениям замечательные книги.Для детского школьного возраста.
Герои фантастической повести «Четыре самозванца», имеющей детективный сюжет, противостоят бюрократии, которая стремится ради собственной выгоды погубить местную природу.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)