Орикс и Коростель - [90]

– Я всегда вижу.

– А как же Коростель? – спросил он после того, как она впервые подцепила его на крючок, подсекла, вытащила на берег и оставила там задыхаться.

– Ты друг Коростеля. Он тоже не хочет, чтобы ты мучился.

Джимми совершенно не был в этом уверен, но сказал:

– Мне как-то неуютно.

– О чем ты говоришь, Джимми?

– Разве ты… ведь он… – Какой кретин!

– Коростель живет в высшем мире, Джимми, – сказала она. – Он живет в мире идей. Занимается важными вещами. У него нет времени играть. В любом случае Коростель – мой начальник. А с тобой весело.

– Да, но…

– Коростель не узнает.

Казалось, Коростель и впрямь не знал. Может, был слишком увлечен ею, не замечал, что творится вокруг; или, может, думал Джимми, любовь действительно слепа. Или ослепляет. А Коростель любил Орикс, никаких сомнений; он перед ней почти пресмыкался. Даже прикасался к ней на людях. Коростель тактильных контактов не любил, предпочитал физически отдаляться от людей, но теперь касался Орикс, клал руку ей на плечо, брал за руку, обнимал за талию, трогал идеальную попку. Мое, мое, говорила эта рука.

Более того, он, кажется, доверял ей – может быть, даже больше, чем доверял Джимми. Она великолепный специалист, говорил он. Он выдавал ей образцы «НегиПлюс», у нее имелись полезные связи в плебсвиллях, былые коллеги по Студенческой службе. Поэтому она много ездила по всему миру. Секс-клиники, говорил Коростель. Бордели, говорила Орикс. Что может быть лучше для тестирования?

– Главное, не ставь опытов на себе, – говорил Джимми.

– Нет, нет, Джимми. Коростель сказал, чтобы я этого не делала.

– Ты всегда делаешь то, что говорит Коростель?

– Он мой начальник.

– Он сказал тебе делать это?

Распахнутые глаза.

– Что «это», Джимми?

– То, что ты делаешь сейчас.

– О, Джимми. Вечно ты шутишь.

Джимми было плохо, когда она уезжала. Он волновался за нее, тосковал, обижался, что ее нет рядом. Возвращаясь из своих путешествий, она возникала у него в комнате среди ночи, она всегда так делала, вне зависимости от того, что в программе у Коростеля. Сначала шла к нему, докладывала о том, чем занималась, каковы успехи: сколько таблеток, где она их распространяла, каковы результаты: точные сведения, поскольку он был одержим. А потом она занималась, как она говорила, личной сферой.

Если верить Орикс, сексуальные потребности Коростеля были просты и незамысловаты, в отличие от секса с Джимми. Не веселье, а работа – хоть она уважала Коростеля, действительно уважала, ведь он был гений. Но, если Коростель просил ее остаться – может, заняться сексом еще раз, она придумывала отговорку – джетлаг, головная боль, что-нибудь правдоподобное. Ее ложь была незамысловата, Орикс умела врать как никто, лучшая лгунья в мире, и она целовала глупого Коростеля, улыбалась, махала рукой, и через минуту была с Джимми.

Какое мощное слово. С.

Он так и не привык к ней, каждый раз она придумывала что-нибудь новое, она была сокровищницей, полной секретов. В любой момент она могла открыться, явить ему нечто важное, нечто скрытое доселе, саму суть жизни, ее жизни или его – то, чего он всегда жаждал. Что?

– Что происходило в том гараже? – спросил Джимми. Он никак не мог успокоиться, он выспрашивал про ее прошлое, он должен был выяснить все. Все детали важны, любой ранящий осколок ее прошлого – огромная ценность. Может, он добивался ее гнева, но так его и не увидел. Либо гнев ее прятался слишком глубоко, либо его вообще не существовало. Но Джимми отказывался в это верить. Она ведь не мазохистка и отнюдь не святая.

Они лежали на кровати у Джимми в спальне, смотрели телевизор, подключенный к компьютеру, – какой-то зоофильский порносайт, две обученные немецкие овчарки и выбритый альбинос, покрытый татуировками, изображающими ящериц. Звук выключен, одни картинки: эротические обои.

Они ели ужин, взятый навынос в ближайшем торговом центре: крокеты из «Пухлокур», жареные соевые ломтики и салат. В салате был шпинат из парников ОП: никаких пестицидов – по крайней мере, их наличие не признавалось, – и капуста с огромных капустных деревьев, непрерывное производство, очень эффективно. Капуста отдавала канализацией, но специальный соус отбивал этот привкус.

– В каком гараже, Джимми? – спросила Орикс. Она пропустила его слова мимо ушей. Ей нравилось есть руками, приборы она ненавидела. Зачем совать в рот большой кусок остро заточенного металла, говорила она. От этого еда на вкус как жесть.

– Ты знаешь, какой гараж, – сказал он. – В Сан-Франциско. Этот извращенец. Этот дегенерат, который тебя купил, притащил сюда и заставил свою жену сказать, что ты была у них служанкой.

– Джимми, почему ты вечно придумываешь такие гадости? Я никогда не была ни в каком гараже. – Она облизала пальцы, разорвала крокету на кусочки и один скормила Джимми. Потом разрешила ему облизать ее пальцы. Он провел языком по маленьким ногтям. Максимальная близость, которую она могла ему позволить, не став пищей: она была в нем – часть ее была в части него. Во время секса наоборот: он был в ней. В старых книгах возлюбленные говорят: Ты будешь моя. Никогда не говорят: Ты будешь мной.

– Я знаю, что это была ты, – сказал Джимми. – Я видел фотографии.