Ориан, или Пятый цвет - [69]

В руках Пенсон держал две пары роликовых коньков.

Следователь надула губы. Нахлынули воспоминания о лицейских временах в Лиможе. Во дворе лицея они с подругами устанавливали кегли на расстоянии шага друг от друга и начинали слалом. Она была ловка, но частенько возвращалась с ободранными коленками. Это была игра не для девочек. Но Ориан никогда не испытывала интереса к игре в классики, не встрепала в сложные интриги, в центре которых всегда находился мальчик, красивый и, как правило, малопонятный, один из тех недоступных, что разбивают девичьи сердца. Именно та девчушка, подстриженная под мальчика и в брючках, вспомнилась Ориан, пока журналист помогал ей закрепить ролики.

— Покатим потихоньку, — сказал Пенсон.

— Если у вас есть что сказать, то так будет удобнее, — заметила Ориан, вообще-то довольная новым развлечением, которое на время разгрузит ее мысли.

Группа тронулась вдоль бульвара Капуцинов. Ориан поехала по стороне, где находился салон Клода. Проезжая мимо, она заглянула в витрину и послала приветствие наобум, словно маленькая продавщица могла ее видеть. Париж был почти пуст, как и Вандомская площадь, куда они попали, свернув налево. Они катились очень медленно, но Ориан начала потеть от усилий. Погода стояла прекрасная. Никогда бы Ориан не вообразила такого серьезного журналиста, как Пенсон, влившимся в беспечную толпу. Она убедилась, что решительно не стоит доверять внешности.

Улица Риволи. Колесо обозрения, украшенное гирляндами, походило на огромную светящуюся корону. Оно напомнило ей о свидании со следователем Натански.

— Ну вот, теперь я выжатый лимон. Что вы хотели мне сказать? — спросила Ориан Пенсона.

Журналист катился с легкостью, приобретенной благодаря регулярным тренировкам.

— Жаль, что так перемещаться по Парижу не всегда возможно, — начал он. — Я хотел вытащить вас из кабинета, чтобы поделиться небольшим сомнением, которое зародилось во мне. Пожар в «Галерее» укрепил его.

Две девушки, держась за руки, быстро промчались мимо них.

— Эй, вы, здесь вам не беговая дорожка! — смеясь, крикнул им вдогонку какой-то бритоголовый парень.

— Что за сомнение? — спросила Ориан.

— От одного высокопоставленного чиновника во «Франс-Атом» мне стало известно, что Орсони занимается крупными контрактами между Францией, Бирмой и Габоном и получает за это приличные комиссионные, которые попадают в казну одной из французских политический партий.

— Какой именно?

— По его словам, все партии запятнаны, за исключением, может быть, крайних правых и коммунистов, но это еще надо проверить. Атомные и нефтяные деньги объединены, одним словом.

— Все добытое мной сгорело, и я теперь как в тумане, — с сожалением произнесла Ориан. — Но думаю, что Орсони может быть причастен и к убийству супругов Леклерк.

— А я так не думаю, — возразил Пенсон. — Ему невыгодно ни убивать, ни подсылать убийц. Его интересуют деньги, а не кровь. Но в чем я уверен, так это в том, что вам не следует доверять вашему телефону и столам, там наверняка появились уши. Потому я и пригласил вас на эту оздоровительную прогулку. Вы не сожалеете, надеюсь?

Они спустились на авеню Георга V и теперь направлялись к Альма. Рокотание роликов на асфальте увеличивало опьяняющее впечатление скоростью. Справа показалась Эйфелева башня, словно одетая в сверкающую кольчугу. Галогеновые лампочки речных трамваев высвечивали здания вдоль Сены. Воздух казался таким чистым, будто город лишился всех автомобилей. Они покатили в сторону Лувра.

— Чтобы спокойно поговорить, надо бы смыться, — предложил Пенсон. — Боюсь, что у людей Орсони есть довольно длинные микропушки, которые достанут нас там, куда мы направляемся. Следуйте за мной.

Журналист поменял курс. Они докатили до бара у Центрального рынка, который был открыт с десяти вечера до рассвета.

— Охлажденного красного? — предложил Пенсон.

— Сначала просто воды, — попросила Ориан. — А вино — потом. Но обязательно бутерброд с чем-нибудь и сыр.

Ориан вспотела. Пенсон — тоже, и его череп блестел, как бильярдный шар. Он молча дождался своего стакана, опустошил его и заказал еще. Только тогда начал рассказывать.

— Орсони, — сказал он, — один представляет партию колониальной истории Франции. Но не ту, о которой читаешь в школьных учебниках… вы, конечно, понимаете, что я хочу сказать. В газетных архивах я раскопал о нем все, что можно. Слава Богу — постучу по дереву, — за полвека наши архивы никогда не горели и не пропадали, несмотря на все наши переезды. Буду краток, иначе мы проведем здесь всю ночь.

Ориан подумала, что это в конце концов лучше, чем сидеть дома одной и ждать известий от Ладзано… Этот журналист был ей симпатичен. И он умел говорить.

— В сорок четвертом «свободная Франция» находилась в Браззавиле. Именно там зародился дух Сопротивления. Не много нашлось таких, что последовали за генералом де Голлем в сороковом. Среди них был и юноша шестнадцати лет, вы представляете — шестнадцать лет. Он не уехал в Лондон, он отправился в Браззавиль. Там все говорят по-французски, там любят французов. Женщин не отпугнула бесстыдная развязность молодого человека с красивым лицом и статностью малийского колдуна. Это был первый контакт Орсони с Африкой. И с разведкой. Добываемая им информация составлена, как говорится, из свечных огарков, но довольно значительна. Это позволяет Главному штабу следить за перемещениями немецких войск в Камеруне и Бенине. Он приблизился к Африканскому корпусу Роммеля, нашел способ подсоединиться к средствам связи и перехватывать сообщения. Одновременно он собирал информацию об энергетических ресурсах Гвинейского залива. Она станет бесценной, когда в начале шестидесятых придется вести переговоры о предоставлении независимости бывшим колониям.